И я облегченно выдохнула, впервые поверив, что все получится. С таким игроком как Смолянов не может не получится.

– И какой план? – спросила.

– Скоро ты все узнаешь.

Остаток дороги мы молчали. Я не настаивала на разговоре. Меня все еще немного трясло после встречи с Тимуром. Мое глупое сердце видело в каждом его действии и слове выгодный ему подтекст.

– Приехали.

Я удивленно огляделась, увидев, что мы доехали до офиса Смолянова. Вопросительно посмотрела на него.

– Нам нужно обсудить детали нашего договора. Не люблю откладывать на завтра дела.

Я послушно кивнула и вышла из машины.

В офисе Смолянов попросил секретаршу сделать нам кофе. Я удивленно посмотрела на девушку, которая в такое позднее время бессменно сидела на рабочем месте и выглядела все также бодро как днем.

– Конечно, сейчас, Константин Аркадьевич, – сразу же подскочила, услышав просьбу.

Время уже перевалило за одиннадцать, но, кажется, Смолянов этого не замечал. Видимо, он привык работать до поздней ночи.

– Садись, – указал он на кресло. Потом нажал какие-то кнопки на стационарном телефоне на своем столе и спокойно сказал: – Элла, принеси бумаги.

– Сейчас буду, – раздался бодрый голос в ответ.

Я удивленно вскинула брови.

– Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?

Смолянов неопределенно пожал плечами. Через минуту в кабинет, громко цокая каблуками, пришла Элла.

– Вот, Константин Аркадьевич, все как вы просили.

– Спасибо, Элла, пока свободна.

Смолянов подвинул ко мне бумаги, которые перед ним только что положила секретарь.

– Чтобы мы могли вместе работать, тебе надо это прочитать и подписать.

Я сглотнула. Вдруг под ложечкой засосало от беспокойства.

– Что это?

– Контракт. На месть, – с усмешкой отозвался он.

И я начала читать. Внимательно. Потому что Смолянов явно был серьезно настроен. И если уж вел дела, то делал это обстоятельно.

– Это договор о неразглашении? – я вскинула голову, наконец, дочитав.

Двадцать страниц сложных, витиеватых формулировок. Я старалась вчитываться и осмысливать прочитанное, но из-за внутреннего напряжения не могла нормально сосредоточиться.

– Да. Потому что я не хочу оказаться дураком в этой странной игре, которую мы с тобой затеем.

Договор был на первый взгляд с вполне стандартными юридическими терминами. Нельзя разглашать третьим лицам и далее длинный список, что именно я никому и ни при каких обстоятельствам не могу говорить. Если коротко: ничего. Все, что я услышу в обществе Смолянова, конфиденциально. Но смутил меня больше всего последний пункт:

“При разглашении Тимуру Старцеву информации о планах Константина Смолянова прямым или косвенным способом, необходимо будем выплатить штраф в размере ста миллионов рублей”.

– Ты шутишь? – я резко вскинула голову. – У меня нет таких денег!

– Конечно, нет. И не будет. Поэтому ты никогда ничего не расскажешь Старцеву. – Я шокировано на него смотрела. – Я должен быть уверен, что это не просто порыв отвергнутой любви. Должен быть уверен, что ты не захочешь отмотать, передумать, переиграть. Никогда.

Я застыла, будто окаменев. “Никогда” набатом звучало в моей голове. Вдруг вспомнились горячие губы Тимура, его сильное, каменное тело, обжигающие поцелуи, тихий, хриплый шепот.

Я встряхнула головой, отбрасывая надоедливые образы. И заставила себя вспомнить и другие события. Моего поверженного, несчастного мужа, который стал банкротом. Как в нашу последнюю встречу в клубе Тимур сжал ягодицу той девушки, прижимая ее к себе. Сколько боли или слез он мне подарил.

Распахнула глаза. И поставила размашистую подпись. Не думая, не анализируя. Поспешно, резко, чтобы не сбежать, сверкая пятками.