Узкие ладошки чинно прикрывали грудь, тогда как согнутые в коленях ноги были широко разведены. Алые панталоны – какая пошлость! – сбились, а чулки съехали. Левый так вовсе собрался некрасивыми складками. Зато на правом переливалась перламутром крохотная бабочка. А ее приятельница устроилась на белоснежной перчатке, что обвивала шею девицы.
Леди Джорджианна сделала шаг. И еще один. Юбки, покачнувшись, задели рыжие космы, и те соскользнули с лица покойной. Наклонившись, леди Джорджианна одной рукой схватила Николь, которая тотчас замолкла, другой подняла перчатку.
Последние сомнения в том, кому принадлежала перчатка, исчезли. А на горле мертвой девки – потаскуха и воровка! – обнаружились два красных круглых пятнышка.
– Боже мой, – сказала леди Джорджианна прежде, чем лишиться чувств.
В себя она пришла в гостиной, и резким движением ударила по руке негодяя Фэйра, который от неожиданности уронил флакончик с нюхательной солью.
– О дорогая! – возопил Джорджи, целуя пальчики. – Я так испугался за тебя, я так…
– Сволочь, – сухо ответила леди Джорджианна, прикидывая, прилично ли будет сопроводить слова пощечиной. Если в комнате никого, то вполне прилично, а если этот тупица послал за врачом? Или более того, пустил сюда полицейских, которые теперь точно заполонят дом? С этого олуха толстокожего станется выставить ее в неловком положении…
– Дорогая, – тон Джорджи изменился, а сам он зашарил по полу будто бы в поисках злосчастного флакона. На самом деле в глаза смотреть стыдится, гад этакий.
А полиции в комнате не наблюдалось. И доктора тоже, но момент был упущен. Леди Джорджианна села, расправила складки платья – измято просто до неприличия, в таком совершенно невозможно показаться людям – и спросила:
– Как она попала в наш дом?
– Не знаю.
Врет. И нос покраснел, а уши так вовсе пурпурные… именно! Пурпур! Не морская волна и не лиловый, они скучны и обыкновенны, но вот царственный пурпур – иное дело. И ко всему он будет великолепно сочетаться с тем гарнитуром, который Джорджи поднес на прошлое Рождество.
– Джорджи, как девушка оказалась в нашем доме? Кто она? Джорджи, не смей от меня отворачиваться? О, Господи всеблагой и всепрощающий, дай мне терпения…
– Анна… – Он всегда называл ее Анной, наверное, потому, как знал, насколько злит этот пренебрежительный огрызок имени. – Послушай, Анна, это очень серьезное дело…
Еще бы. На девке была белая перчатка Джорджианны. И бабочки жемчужные, которых только на той неделе доставили из мастерской. И чулки, верно, родом из собственного бельевого шкафа леди Фэйр.
Лорд Фэйр и представить себе не мог, насколько дело было серьезным.
Он же, так и не найдя чертов флакон, присел на софу, снова схватил пальцы Джорджианны и принялся мять, как в тот день, когда делал предложение. Да, сходство полное, пусть тогда он был моложе и весьма удачно маскировал проклюнувшуюся лысину, но в словах путался точно также. И уши полыхали. А на носу высыпали бисерины пота.
– Эта девушка… эту девушку меня попросили спрятать…
– Здесь?
– Здесь.
– Кто попросил?
– Извини, Анна, но я не могу сказать.
Как это не может? Он всегда говорил. Следовало лишь немного нажать… самую малость… к примеру, слезу пустить, а лучше две.
– Анна, прекрати. Чего ты хочешь? Платье? Жакет? Колье? Целый гарнитур? Купи себе все, что захочешь, только прекрати. Сейчас не время для твоих представлений.
Обида и возмущение, захлестнувшие леди Фэйр, не поддавались описанию. Она открыла рот, чтобы высказать все, что думает, но обнаружила полную неспособность говорить. А Джорджи, коснувшись мизинцем родинки над губой, продолжил: