– А ты хоть немного рада, что я помогаю тебе коротать самую страшную ночь для одиноких?

– Рада?! Да ты цинично помешал мне принять рюмочку новогоднего яда и наконец покончить со всем этим дерьмом, – бодро парировала Варя. – На самом деле это ты должен быть мне благодарен – я приняла тебя как изгнанника с чужой вечеринки. Интересно, почему они решили от тебя избавиться?

– Заметь – с твоей помощью!

И только Фидель решил, что праздник наконец разогнался в здоровом кураже, раздался звонок в дверь. Давай я открою!

Вавилов метнулся к двери.

– Кто там?

– Полиция, – услышал он чей-то равнодушный голос.

В глазок он действительно увидел человека в форме.

– Ну и дружки у тебя! – воскликнула Варя. – Масштабно разыгрывают!

– Заметь, они и твои дружки, – успел отбить пас Фидель и без задней мысли отпер дверь.

– Господин полицейский, не притворяйтесь, мы знаем, что вы Дед Мороз.

«Господин» не поддержал фиглярства:

– Мне нужен Вавилов Федор Сергеевич. Это вы?.

– Это я. Тоскливо законопослушный.

Худое остроносое лицо блюстителя порядка нервно заморгало. «Вы знаете Истокова Олега Витальевича?» Вавилов развеселился:

– Звучит почти как «вы знаете Зарокова?». Классика жанра, «Ошибка резидента», люблю-люблю, – Вавилов лихорадочно придумывал, что же выкинуть в ответ на эти проделки. Но то, что он услышал, привело его в шоковое оцепенение, и до него дошло, что на сегодня игры закончены. Час назад Олега нашли мертвым. Почему-то на улице. В ночь бобового короля.

– Где ты был все эти дни? Я догадываюсь, но настаивать на правоте не буду.

– Вот как раз сейчас могла бы и настоять! – закашлялся Вавилов от первой утренней сигареты.

– Короче, понятно. Пил.

Фидель промолчал, расплывшись в равнодушной бравирующей гримасе. Орлуша обняла себя, как всегда делала в растерянности и замешательстве. Ее воспитательные чары больше не действовали – так это следовало понимать?

– Вот только не надо… всех этих внутренних приговоров. Да, я сорвался. Умер мой друг. Пускай не самый близкий.

– Да, потому что близких у тебя нет, – успела каркнуть Орлова, но Фидель пропустил это мимо ушей.

– Думал, что куплю бутылочку для медитации, а потом пошло-поехало… Я не мог справиться. Не мог понять. Как он мог умереть?! Такие, как Олежка, не умирают! Разве что позже всех…

– Не тебе это решать.

– Я и не решаю, я пытаюсь понять причины.

– Ты и на похоронах не был.

– Кать, ты же знаешь…

– Я думала, это твоя обычная блажь, а на деле ты все же человеком окажешься.

– А кто я, по-твоему, – гуманоид?! То, что ты называешь блажью, – мои убеждения. Между прочим, я не только пил. Я сделал доклад на конференции! Что я мог поделать, если это совпало со всем этим кошмаром. Это мое первое большое выступление!

– Я и не знала, что волшебники тоже делают доклады.

– Волшебника каждый может обидеть, – попытался затерто пошутить Фидель.

– Нет, правда, а кто ты, Вавилов? То людям крышу сносишь, а можешь и компьютер починить. Вот есть «муж на час», а ты кто?

– Ну все, понеслась… Может, успокоишься? А то у меня терпение тоньше папирусной бумаги…

Но Орлуша была на удивление спокойна. Ужас, изумление, неверие в реальность происходящего – все эти чувства словно спали под холодной и вязкой тяжестью снеговой шапки. Возможно, это был страх – тот самый страх, о котором ей твердил один неутомимый сосед, старый восьмидесятилетний актер, со страстью исповедовавший астрологическую муть и сопутствующую этому кашу в голове из траволечения и акупунктуры. «Моя великолепная Катенька, вы – Водяная Мышь, ваша основная эмоция – страх. Вы – абсолютный лидер. Но если вы не избавитесь от вашего зашкаливающего внутреннего врага, он будет пронизывать все, что вы создаете. Он будет влиять на каждое ваше слово». Орлуша никогда не отмахивалась от престарелого дамского угодника – из уважения к тому, что прохвост сохраняет тонус в его-то годы. И потому что страх действительно был ее наперсником – этот мелочный монстр-иезуит, который любую новость о теракте на другом полушарии превращал в гибель самых родных и ближних, тех, о ком и язык не поворачивается. Язык-то не поворачивается, но это подлое, влюбленное в страх воображение – как оно изводит и рвет в клочья воительницу Орлушу!