По шуршанью ног о каменистую почву определяю, что толпари пятятся к скалам. Тут началось самое неприятное. Раздвигая зелёные кусты исполинского папоротника и скаля саблезубые морды, вперёд ужом скользят лысые уртуки. И численность этих тварей раза в три превышала количество их хозяев. Хет даже не шелохнулся, а толпари бросились в пещеру, в попытке избежать ужасной смерти.

– Стоять! – Заорал я. – Дезертиров не пощажу!

– Шеф, у тебя тыква потекла?! – крикнул один из них.

– Сам и стой! Мы не договаривались дохнуть по твоей прихоти!

В попытке скрыться толпари юркнули обратно вдоль скалы-блюдца в узкий проход, и по топоту ног понял, что убегают они вглубь пещеры. Но без меня попасть на Затэру у них не выйдет. Кротовая нора открывается только по моему приказу.

Наверное, со стороны действительно казалось, что у меня не всё в порядке с головой, но рассуждал я так: бегство скорее спровоцирует атаку уртоков, а их скорость настолько велика, что не позволит толпарям добраться до кротовой норы. Плюс я рассчитывал на Хета и свои стремительность и ловкость, которые возрастали после оглушения симбионта. Но главное, почему я отдал приказ не двигаться, заключается в том, что система не предупреждает меня об опасности. Я не чувствую никакой угрозы, и это довольно странно, ведь в прошлый раз уртуков было значительно меньше, а липкие пальцы страха ужасом сдавливали горло.

– Ку-ун-тук! Ку-ун-тук! Ку-ун-тук! – кричат коротышки, вылезая из кустов, тела дикарей прикрыты небольшими кусками цветных шкур. – Ку-ун-тук! Ку-ун-тук! Ку-ун-тук!

Обмениваемся с Хетом тревожными взглядами. Крепче перехватываю рукояти мечей, ожидая нападения. Но вместо этого вперёд к нам выбегает один дикарь, до земли завёрнутый в белый мех какого-то зверька и утыканный пёстрыми перьями. Он поднимает вверх короткие узловатые руки:

– Ку-ун-тук! – кричит гризеус и падает перед нами на колени, а лицом тыкается в каменистую землю.

Его движение повторяют все дикари, плюхнувшись перед нами по примеру того чучела в перьях. В недоумении делаю шаг назад. Вот уж ожидал чего угодно, только не этого. Коротышка в белой шкуре поднял голову и быстро что-то затараторил.

Слышу, Хет давится от смеха. Возмущённо зыркаю на него, но ассасин никак не реагирует, а только советует:

– Биргус включи, Ку-ун-тук…

Лингвотрон системы Биргус – одно из улучшений игровых скафандров, которые доприйцы устанавливают у неписей, разумеется, за луксы. Принцип его работы заключается в том, что в радиусе десяти шагов произнесенные мной слова устройство переводит в мыслеобразы и передаёт собеседникам смысл сказанного. В обратную сторону это так же работает. Биргус захватывает речь окружающих в обозначенной области, переводит в мыслеобразы и транслирует мне в сознание. При этом если собеседников несколько, то я слышу разные голоса, синхронизированные с артикуляцией видимой части речевого аппарата.

– А чего сам не включишь, – упрекаю ассасина.

По сути, чтобы понимать собеседников в радиусе десяти шагов достаточно одного работающего лингвотрона.

– А у меня его нет. – Хет пожимает плечами. – У меня всё устроено иначе. Давай уже, ответь им что-нибудь, а то у шамана от усердия сейчас пена изо рта пойдёт.

Коротышка в перьях, которого Хет назвал шаманом, без конца что-то бормочет, указывая метёлкой из перьев то на меня, то на чучело, то на скалу-блюдце. Включаю Биргус, и понимаю, что Ку-ун-тук на их языке сходно по смыслу с «двигающий горы». Шаман просит пощадить их и не менять местами небо и землю, объясняет, что чучело из веток и глины у скалы – это идол, установленный в мою честь. Теперь это место священно и приходят сюда коротышки, чтобы воздать хвалу Великому Ку-ун-туку, пришедшему с неба, и принести кровавые жертвы, дабы задобрить могучее божество.