Только отхожу от мясного отдела, как слышу громким семиэтажным матом:

– Ах, ты сволочь! Ах, ты… – Потом ещё… Затем ещё… Да всё посочнее с каждым разом и и с крайне большим возмущением, – Припёрся, хамло несусветное! Ворюга несчастный!

Все, и я в том числе, оглядываются – где и что там происходит… Вижу, как от мясного прилавка, не торопясь, уходит прилично одетый мужчина, с папкой под рукой, и делает вид, что все эти простонародные тирады совершенно к нему не относятся.

А Валя продолжает «полосовать»:

– Попадись только мне в следующий раз! Только припрись ещё раз сюда ко мне! Я тебе такой гнилой требухой обвешаю, месяц отмываться будешь! Вы только посмотрите на этого хамлюгу! – обращается к залу Валя. – Сволочуга, паршивая! Ворюга, гад нахальный!

Я подошёл к мясному прилавку. Я не узнал милую и тихую продавщицу Валю. Это был разъярённый зверь! Это была тигрица! Нет, пантера! Глаза горели и сверкали! Вся она была напряжена, и в любой момент от неё можно было ожидать чего угодно! Я очень осторожно подошёл поближе и стал её успокаивать.

– Валя… Да успокойся, пожалуйста… Да не…

– Вы представляете, какое хамло! – перебивает меня Валя и, слегка наклонившись ко мне, тихо говорит. – Этот гад работал в ОБХСС. Раз в месяц, иногда и два, а перед праздниками – так это обязательно, ко мне приходил. Я ему, по-человечески так, мясца там кусочек, печёночки немножечко и, извините, небольшой конвертик. Чтобы не вынюхивал тут ничего около и не вздумал полезть под прилавок. Мало ли что там у меня!

Валя потихоньку успокаивалась и также потихоньку снижала «громкость звука». Но затем снова, повысив голос:

– Оказывается его давно с треском выгнали из этого отдела по борьбе с этим хищением социалистической собственности. А тут приходит как ни в чём не бывало… Ну, надо же, а я ему, представьте, как всегда… Несколько месяцев! А я-то не знала ничего! Ну, не ворюга, скажите?

Я кивнул головой в знак согласия, а сам подумал: «Если ты ему раньше совала конвертики, то, значит, было за что. Значит, и было с чего давать… А таких как он, наверное, ещё не один. А им каждому по кусочку мясца, хоть и по маленькому, но лучшего! Да каждому по конвертику… А на прилавке одни рёбра, и то тощие! Как будто скот и не кормят. Как будто они из одних костей только и состоят. Поэтому-то покупателям часто: «До Вас хорошее мясо уже было! Или – ещё не было»! Но как попасть так, чтобы взять маленький кусочек хорошей мякоти на котлеты, непонятно. Вот и приходится улыбаться, глядя на Валю, «вертеть хвостиком, да ещё им и по стеночке»…

Я очнулся от голоса Вали, которая оглянулась по сторонам и тихонько говорит:

– Подождите минутку. Я сейчас Вам дам хорошенького мясца. Так, по старой дружбе, что ли, или как спокойному постоянному покупателю… Ха-ха-ха… – и ушла в подсобку.

Я стою, терпеливо ожидаю. У прилавка собралась очередь. Все смотрят на витрину и возмущаются, что на ней лежат только костлявые обрубки туш. Один из покупателей:

– И куда только девается мякоть, непонятно. Сколько хожу, ну никак не попаду на свежий разруб!

Приходит Валя и мне, так кивком, показывает, чтобы я отошёл в сторонку, а сама выкладывает только что нарубленные куски. Мужчина из очереди:

– А мякоти нет, случайно? Хоть маленький кусочек. Мне в больницу надо. Жена лежит в тяжёлом состоянии.

Валя поковырялась в подносе и вынимает оттуда неплохой кусочек.

– Такой подойдёт?

– Конечно, подойдёт, конечно! Ой, какое Вам большое спасибо!

Мужчина отходит, а Валя начинает обслуживать остальных. Потом так громко:

– А где же этот мужчина, что за костями для собаки приходил? Где же он? А… – смотрит в зал, затем на меня. – Мужчина, подойдите, заберите свои кости. – И небрежно бросаёт мне свёрток. – Потом рассчитаетесь… Да и что там за деньги, копейки. Кормите свою псину! Или как говорят – верного друга! – И, обращаясь к покупателям, – понаразводят дома там всякую живность и сами же страдают. Сами могут недоесть, а псину, чтобы не накормить… Да ни за что!