Они перешли в столовую. На полу валялся мышиный помет.

– Черт! – раздраженно буркнул Эдгар. – Я и не знал, что она так жила. Ты не пробовал уговорить ее переехать?

Фрэнк не ответил. Он смотрел на большой обеденный стол. Электрическая лампочка наверху по-прежнему скрывалась под абажуром из марли – для общения с миром духов миссис Бейкер требовался приглушенный свет.

Эдгар задумчиво поджал губы:

– Что в Англии с ценами на дома?

– Падают. В экономике дела идут не очень.

– Лучшее, что мы можем сделать, – как можно скорее сбыть эту халупу с рук. Продать какому-нибудь застройщику.

Фрэнк коснулся стола:

– Помнишь сеансы?

– Сборища придурков. – Эдгар презрительно рассмеялся. – Они все были чокнутые. Мать тоже. Верила, будто отец навещает ее каждую неделю, так как хотела все время упрекать его, что в четырнадцатом году он ушел на войну и оставил ее.

– Вряд ли она простила его за то, что он ушел воевать.

Эдгар внимательно посмотрел на брата:

– Быть может, именно поэтому она не смогла полюбить тебя – ты слишком на него похож.

Тем вечером Эдгар предложил сходить куда-нибудь поужинать, и они отправились в ресторан за несколько улиц от дома. Местечко было так себе. Братья заказали жаркое из говядины с картошкой и брюссельской капустой, все это плавало в водянистой подливке. Эдгар взял пива. Фрэнк, как обычно, пил мало, но отметил, что Эдгар опрокидывает одну бутылку за другой.

– Еда в этой стране все такая же ужасная, – сказал Эдгар. – В Калифорнии ты можешь получить что захочешь, отлично приготовленное и много. – Он покачал головой. – С каждым моим приездом эта страна кажется все более жалкой и заброшенной.

– Ты видел Олимпийские игры в Сан-Франциско этим летом?

– Нет. Но жизнь они здорово осложнили, это я могу сказать. Следующие пройдут в Риме, не так ли? Старина Муссолини все испортит – эти итальяшки те еще организаторы. Кстати, я тут заметил повсюду на стенах буквы V и R. Это что значит?

– Символы Сопротивления. R – «Резистанс», а V – жест Черчилля, означающий победу.

– Я бы показал ему этот жест. – Эдгар расхохотался. – Как Бивербрук? По-прежнему лижет задницу немцам?

– Да-да, – подтвердил Фрэнк. – Так и есть.

– Слава богу, что Британия проиграла войну, а Рузвельт проиграл выборы в сороковом году, и Тафт заключил сделку с японцами. Вот только если этот исполненный благих намерений левак Эдлай Стивенсон победит на выборах в ноябре, он может начать совать нос в европейские дела.

– Ты так думаешь? – спросил Фрэнк, несколько задетый.

Эдгар резко посмотрел на него:

– Я слышал, что эти парни из Сопротивления устраивают тут беспорядки. Захватывают оружие в полицейских участках, вооружают забастовщиков, взрывают бомбы, даже убивают людей.

Фрэнк набрался храбрости:

– Может, Стивенсону неплохо было бы сунуть сюда нос и навести здесь порядок.

– Америке следует заниматься своими делами. Нам-то никто не доставит проблем, – самодовольно добавил Эдгар. – Особенно теперь, когда у нас есть атомная бомба.

Четыре года назад, в 1948 году, американцы заявили, что произвели взрыв атомной бомбы, вышел даже фильм, где показывались испытания в пустыне в Нью-Мексико. Немцы заявили, что это постановка.

– Я никогда не верил в правдивость этих историй, – заметил Фрэнк. – Я знаю, что теоретически создать атомную бомбу можно. Но для этого необходимо воистину колоссальное количество урана. Слышал, что немцы тоже пытаются ее сделать, но покуда без толку. Если бы им удалось, мы бы уже узнали. – Он посмотрел на брата, как ученый на ученого. – Как ты думаешь?

Эдгар вперил в него тяжелый взгляд:

– У нас есть атомная бомба. И много чего еще: зажигательные бомбы нового образца, химическое оружие. В ближайшие годы мы сделаем межконтинентальные ракеты. Немцы наверняка тоже, вот только наши боеголовки будут нести атомные заряды.