– Сколько тебе лет?

– Такое, знаешь ли, не спрашивают у девушек.

– Ты тут учишься? – легко переключается он.

– Ты гений дедукции! – да, я люблю детективы и книги таких писателей, как Агата Кристи, Жорж Сименон, Джеймс Хейдли Чейз и Эрл Стэнли Гарднер. Все они стоят на полке в моей комнате. Возможно, мечта стать адвокатом как в книге – это как-то по-детски. Но мне только исполнилось четырнадцать лет, так что я имею право на такие мечты.

– Заканчиваешь?

– Почти. Десятый класс.

В этот момент подъезжает дядя Миша, и я, не прощаясь, иду в направлении машины. Внутри меня бушует буря, а снаружи я спокойная, как удав. По крайней мере, надеюсь, что так. Максимилиан явно провожает меня взглядом, я это чувствую всем телом. Сажусь в машину и оборачиваюсь – о да, это действительно так. Он смотрит. А мы отъезжаем. Жаль. Но возможно, он ещё придёт, раз сегодня явился.

– Доминика, ты не против, если мы по дороге заглянем на рынок, мне надо кое-что купить.

Вообще-то рынок находится в противоположной стороне, но если очень надо, то – пожалуйста.

В итоге мы проездили больше часа: то на рынок, то к другу заехать, то в магазин купить игрушку… Я устала сидеть в машине, хотелось домой.

– Дядь Миш, а мы скоро домой?

– Да, хорошо. Сейчас только ещё в одно место заедем.

Прошло полчаса.

Захожу в квартиру, слышу плач на кухне. Влетаю туда – мама сидит и ревет. Падаю на колени перед ней.

– Мама? Мама! Что случилось? Почему ты плачешь?! Мама?!

А она смотрит на меня заплаканными глазами и ничего не может сказать. Открывает рот и только выдаёт нечленораздельные звуки. Я тоже реву. Это невыносимо – видеть маму в слезах.

– Мама, пожалуйста, скажи, что случилось? Что у тебя болит? Папа? Что-то с папой? Папа! – зову его, но в ответ тишина. Бегу в их спальню – там никого. Только вещи разбросаны.

– Мама, ну пожалуйста, пожалуйста, скажи, что случилось.

– Он ушёл, – говорит мама, немного успокоившись.

Кто ушёл, куда ушёл? О чем она? В моих глазах недоумение – и она пояснять:

– Твой папа ушёл от нас, Доминика, – всхлип, – ушел к другой женщине, – опять всхлип, – к своей первой любви, – и снова слезы.

Что? Как?! Нет!

– К какой первой любви, мама?! Разве он не тебя любит?

Мама начинает ещё сильнее плакать. Ничего не понимаю. Ведь это мама первая папина любовь., и они поженились сразу после института! Я все так же сижу на корточках у маминых ног, не до конца осознавая, что происходит в нашей семье.

Проходит около часа. Мама немного успокоилась. Встаю с колен еле-еле: ноги затекли. Хочу налить маме и себе чай. Присаживаюсь рядом с ней за стол.

– Она вернулась недавно, – начинает рассказывать мама, – из Москвы, куда уезжала с мужем. Теперь она в разводе. Все такая же красивая… Он не смог уже без нее, зная, что она тут, рядом и свободна, и все еще любит его, оказывается. И папа ушёл к ней. К своей Доминике.

И тут меня словно бьёт током. Доминике? Доминике?!

– Меня назвали в ее честь? – как же противно становится на душе.

– Теперь, думаю, да. Тебе дал имя папа. Не просто же так. Доминика, – с какой-то долей ненависти, брезгливости и отвращения сказала мама, при этом глядя на меня.

Это больно. Это очень больно. Меня будто ударили в грудь. Не могу вдохнуть. Просто не могу. Воздух закончился. Слезы застилают глаза. Образ мамы становится нечетким. Все размыто. Я падаю со стула. Но мне больно не от падения, а от маминого взгляда, от ее голоса. Ощущение – словно огонь сжигает меня изнутри. Живот скручивает в узел. Руки и ноги немеют.

Я виновата в их разводе.

Слышу, как падает уже мамин стул. Ее руки на моих плечах. Она меня трясет: