Затем он видимо, повернулся ко мне, хотя я так и смотрела на свою руку и могла только предполагать это, и произнес, наматывая то полотенце, которое было на рядом:

-А теперь, Полина, медленно встаем и идем со мной, - сказал он уже мягче, осторожно взяв меня за талию, помогая встать и придерживая, чтобы я не упала, наверно. Хотя если честно, я и не собиралась, а потому очень удивилась, что у меня перед глазами как-то все потемнело, когда я встала. А потом подумала, что точно упаду в обморок, только не понимала от чего именно: от раны или от ощущения его рук на моем теле, хотя моя кисть болела ужасно. Но еще мне было так стыдно, что я такая криворучка, что мне было страшнее поднять на мужчину глаза, чем смотреть на свою руку. И вот так, пялясь на полотенце. намотонную ипостепенно просачивающуюся кровь, я шла, не поднимая взгляд и не делая попытки рассмотреть его, при этом чувствуя присутствие мужчины каждой клеточкой. Вот только то, о чем я так мечтала и ради чего приехала, не могла сделать от стыда, разъедающего меня.

Отец Женьки тем временем помогал мне передвигаться по дорожке, продолжая придерживать за талию, видимо, все же ожидая, что я грохнусь в обморок, ведя к своей машине, которую я узнала.

-Я отвезу тебя в больницу, - сказал он мне на ухо.

Тут как раз подоспел Женька, держа все нужное, и подал это отцу. Теперь я видела только ловкие манипуляции мужчины, который четкими движениями открыл перекись водорода, намочил полотенце и завернули мою руку в множество слоев махры.

«Какие красивые руки», - думала я в оцепенении, смотря на все это.

-Поля, садись на пассажирское место, - распорядился мужчина, но я не двигалась. - Поля! – чуть резче, даже почти прикрикнув, чтобы я отреагировала, произнес он, - садись! – приказал он таким голосом, что я на автомате стала двигаться в нужном направлении.

При этом он уже открыл мне дверцу, и я плюхнулась в его дорогую машину, держа полотенце, прижатое к руке.

Мне было трудно дышать, и я не понимала, от того это, что мне очень больно или от того, что я была рядом с ним. Как завороженная я смотрела только на свою обмотанную руку и вспоминала ощущение его прикосновений.

-Женя, все нормально. Я позвоню из больницы. Иди к гостям. Успокой всех, - приказал отец, - мы скоро вернемся.

Затем я скорее почувствовала, чем увидела, как он сел за руль, а после мужчина завел машину и под грохот открывающихся перед нами ворот, я услышала его слова:

-Как же вас так угораздило, Поля?

И в его тоне опять сквозило осуждение.

3. Глава 3

Мы ехали в больницу, а я, сжимая свою пораненную и окровавленную руку, почти не чувствовала боли от волнения, потому что мы были наедине. И вдруг поняла, что не могла сделать ничего более ужасного и удачного одновременно, чем то, что получилось независимо от меня. Ведь пока Женькин отец возился со мной и моей раной, то был весь мой. Такая мысль неожиданно придала сил, и тогда набралась смелости посмотреть внимательнее на сидящего рядом мужчину. А подняв глаза, тихо выдохнула.

«Все намного хуже, чем я думала», - тоскливо поняла в тот же момент, потому что он был идеален. Даже профиль совершенен, и мое сердце замерло в предательском восхищении. – «И это он еще даже не видела его толком», - подумалось вдруг, делая ситуацию еще более безнадежной.

И тут, словно специально, когда встали на красном сигнале светофора, мужчина повернулся ко мне лицом в анфас и посмотрел, а в его взгляде сквозила обеспокоенность.

У отца Женьки оказались темные, почти черные глаза, правильные черты лица, идеально очерченные губы, но без тени мягкости или женственности, а еще упрямый жесткий гладко выбритый подбородок. У меня закружилась голова от одного его взгляда. Замерев, рассматривала мужчину и отмечала, что все черты в чем-то казались слегка жесткими, особенно плотно сжатые сейчас губы. Но все вместе вызывало во мне трепет до дрожи в коленках. Во всей его внешности было что-то странно неуловимое, загадочное, что не могла понять, но от чего только сильнее замирало сердце. Для меня он было завораживающе красив и мужественен одновременно.