— Прости. — Борис выруливал со стоянки и одновременно говорил с Олегом. — Заснул в машине, двое суток почти не спал, а тут тишина такая, благодать! Вот меня и сморило. — Видимо, взлетающие и садящиеся каждые пятнадцать минут самолёты не мешали молодецкому сну. — Любаня-то родила вчера! Ты ведь и не знаешь! Ой, что дома творится, хоть в гараже ночуй. Вера как с цепи сорвалась, намывает, надраивает. Не помню, чтоб она так своим детям намывала.

— А ты хочешь, чтобы она и рожала, и убиралась, — засмеялся Олег. — Кого родила-то?

— Пацан! Внук, стало быть, — загоготал Борис.

Рита посмотрела на Бориса с нескрываемым удивлением, сколько ему лет? Он никак не похож на деда… Да ему и сорока нет!

— Рано, конечно, — произнёс Олег после паузы. — Сколько Любе? Семнадцать?

— Шестнадцать исполнилось зимой, — махнул рукой Борис. — Рано. Думал, в институт поступит, а она… но что теперь, зато внук!

— И что? Ничего сделать было нельзя? — тихо проговорил Олег.

— А что сделаешь? — ухмыльнулся новоявленный дед. — Признаться, был грех, хотели мы с Верой отправить её на аборт… — Борис почесал в затылке. — В центр ездили договариваться, чтобы аккуратней там… всё-таки рожать ещё. А потом посидели, подумали, да что мы, нелюди какие, ребёнка не поднимем? Своих четверо, считай, пятый будет, и разница в возрасте небольшая. Удобная. Пускай рожает, — махнул он рукой и улыбнулся довольно.

— О предохранении говорить с дочерью не пробовал? Про презервативы рассказать? — Олег уставился на брата, тот засмеялся в ответ.

— Презервативы? Да ты парень совсем от жизни нашей отвык. Посмотрел я тут, сколько эти презервативы стоят. Сто восемьдесят шесть рублей три штуки. Три! А что такое три раза? Это ж так, для разогрева только, даже мне, если выспаться, и Верка не против. А она против редко бывает, только подавай в духовку! А в ихнем-то возрасте и подавно! Вот сказала бы она прямо, Вера ей бы спираль вставила или ещё что, чтоб недорого и не вредно, стало быть.

Глаза у Риты расширились. Она прекрасно понимала, о чём шла речь, не маленькая уже, но слушать всё равно было неловко. Встретилась взглядом с Олегом, в зеркале заднего вида. Вдруг увидела его глаза, поняв, какого они цвета. Серые. Сейчас тёмно-серые, а на солнечном свете наверняка голубые или синие. У Серёжи глаза ярко-синие, и никогда не меняют оттенок, всегда одинаково красивые глаза. Рита вспыхнула, но взгляд почему-то не отвела, вцепилась руками в край сиденья и боялась вздохнуть — получится слишком… слишком.

— Борь. — Олег отвёл глаза и посмотрел на брата, выразительно поморщился, мельком скосив взгляд на заднее сиденье.

— Ох, едрёна кофемолка! Забылся! Прошу извинения, Рита-Маргарита, — виновато проговорил Боря.

Потом обсуждали каких-то родственников, детей, племянников, соседей, здоровье домашнего скота, урожай, Рита не вслушивалась, а позже и вовсе задремала, уткнувшись Серёже подмышку. Он прижал её сильнее, так почти не чувствовалось, как несчастный «Патриот» подпрыгивает по грунтовой дороге через лес, и Риту не укачало.

Когда внедорожник остановился посредине сельской улицы, начало светать, и Рите было всё видно. Широкую дорогу, несколько больших домов из жёлтого кирпича с двух сторон, прикрытых высокими заборами, синий трактор у калитки левого дома, длинный прицеп у правого, а дальше виднелись не только кирпичные дома, но и бревенчатые, старые, с резными воротами. Такие Рита видела только в кино, а уж ворота и подавно.

— Ритуль, ты выйди первой, а? — Серёжа говорил тихо, улыбался, но как-то через силу. — Пусть тебя увидят сначала, надоело объясняться, что не гей, — Он отвёл глаза. — Давай, я всё же подстригу волосы, а?