– Привет, – поздоровалась Настя и улыбнулась мне.

– Привет. – Я засмущался; по телу бегала дрожь.

– Ты чего-то сегодня бледный? Не заболел?

«Я болен тобой!» – чуть не вырвалось у меня.

– Нет.

– Понятно. А я представляешь, еле-еле отделалась от Светы. Думала, что уже опоздаю.

– Что ей было нужно от тебя?

– Она не хотела отпускать меня одну.

– Почему?

– Боится, что ты меня украдешь или еще чего неблагоразумное сделаешь.

– Она что, совсем с дуба рухнула?

Настя рассмеялась, глядя на меня, на мое возмущенное и рассерженное лицо.

– Ниоткуда она не падала. – Она пыталась заглушить смех. – Она переживает за меня. Все просто.

– Нашла из-за чего переживать. Разве по мне видно, что я «того», со съехавшими шестеренками в голове?

– А ты смешной. – Настя посмотрела на толпу людей; они захлопали в ладоши. – Может, пойдем уже. Не нравится мне это место, люди здесь точно с ума сходят.

– Пойдем. Хочешь мороженое?

– Не отказалась бы.

По пути к домику на дереве я купил два шоколадных пломбира в вафельных стаканчиках. Пока мы неспешно шли и наслаждались сладким мороженым, Настя рассказала мне, что никак не может исправить оценку по геометрии; я согласился ей помочь.

– Разбираешься в геометрии?

– Немного. – Не любил хвастаться. – Люблю решать задачки.

– Ооо, а я ненавижу ее! И каким образом ты поможешь мне?

– Объясню то, что тебе непонятно, потом займемся решением задач.

– Было бы отлично. А у тебя разве нет других дел?

– Есть.

– Вот видишь!

– Но дела ведь могут подождать.

– Нет, нет. Я не хочу обременять тебя своими проблемами. Я уж как-нибудь сама справлюсь.

– Друзья должны друг друга выручать.

– Это точно, – согласилась Настя и снова подарила мне улыбку. А что еще нужно влюбленному мальчишке?

Настя пришла в неописуемый восторг от домика на дереве; ее глаза светились ярче полуночных звезд на небе. Пока она с неприкрытым любопытством и восхищением осматривала каждый уголок домика, я вкратце поведал ей о том, как мы со Степаном строили его и что планировали переделать и доработать этим летом.

– И чем вы обычно здесь занимаетесь? – спросила она, бросив свой взгляд на пустую пепельницу.

– Всем понемногу. Играем в карты, в «города», читаем книги, журналы. Но обычно общаемся. Это как бы наш штаб.

– Тайный?

– Да, тайный штаб, в котором мы можем делать то, что захочется.

– Здорово! – Настя взяла конфетку, лежавшую на столе, и положила ее в рот. – Я даже завидую вам, ребята, что у вас есть такое место, в котором можно спрятаться ото всех.

– Ага. – Не думал, что девчонки моего возраста так похожи на нас, мальчишек. Ошибочно полагал, что им бы только о прическах думать, да и о кофточках.

– Я тогда не понимаю. У тебя есть секретный штаб… этот прекрасный домик… а ты читаешь запрещенную книгу в общественном месте, где каждый второй может тебя поймать. Это ведь то же самое, что украсть какую-нибудь вещь и вернутся на место преступления с ней же. Ты, по всей видимости, хотел, чтобы тебя поймали.

– Зачем мне не это?

– Не знаю, тебе виднее. Может, ты сделал так на вред отцу?

– У меня и в мыслях такого не было. И откуда ты знаешь о моем отце?

– Ты опять забыл, что мы учимся в одной школе? Я была на том собрании, когда твой отец, офицер ЦЦ, одетый в военную форму, извинялся перед учителями и учениками за твое отвратительное поведение.

– Он сказал так: «Прошу извинить моего сына за недопустимое в обществе поведение, которое подрывает основы национализма. Он опозорил свою семью, верную партии, верную национализму, верную Силину».

– Тогда я все поняла, – сказала Настя и съела вторую конфету.

– Что ты поняла? – поинтересовался я, удобно усевший на скамью, сделанную собственными руками. В домик проникали шелест листьев, пение дроздов и сойки-пересмешницы.