Так продолжалось несколько секунд, а затем по всему сильному мускулистому телу прошли спазмы, тело дернулось раз, другой, и все внезапно закончилось. Весник перестал дышать.

Наташа закричала.

– Надо что-то делать, срочно зови скорую!

Не верящий своим глазам Бирюков, наконец вышел из оцепенения, выплюнул сигарету изо рта и побежал в профилакторий, едва не споткнувшись о выкрашенный белой известью бордюр.

Вход в профилакторий охраняла вахтерша баба Маша в вязаном свитере и серой пушистой шали. Она разговаривала по телефону и, увидев ворвавшегося студента, даже привстала со своего стула.

– Куда ты бежишь, оглашенный?! Ты же вроде не в профилактории сейчас или направление получил? Документы хоть есть-то?

– Какие документы, баба Маша?! Я врачей кликну, а вы скорую наберите, Веснику плохо, не дышит уже!

– Ах ты, Господи, слышь, Валька, я тебе потом перезвоню, потом, говорю!

Она нажала на рычажки, подслеповато глядя, начала набирать номер, не попадая заскорузлыми пальцами в круглые отверстия.

Бирюков выругался, подбежал к бедной бабульке, вырвал из ее рук телефон и лихорадочно набрал «ноль три», велев вахтерше найти кого-нибудь из медперсонала.

Баба Маша, шаркая ногами, поторопилась в кабинет со стеклянной дверью и надписью «Терапевт», где, судя по всему, присутствовал кто-то из врачей, но, привлеченная шумом, из него уже выходила высокая грузная женщина в белом халате. Бирюков, продолжающий кричать в трубку скорой о сути дела, судорожно махнул ей в сторону двери, и та в хлюпающих тапочках на босу ногу побежала на улицу.

– Да-да, Семен Весник, 22 года, упал в обморок, а теперь не дышит! Первомайская улица, студгородок МФТИ, возле профилактория лежит.

Он бросил трубку и тоже побежал вслед за врачом.

Баба Маша крикнула ему вслед:

– Да какая Первомайская-то? Мы же по Московскому шоссе числимся.

Бирюков махнул рукой.

– Да найдут, что они, физтех не знают, где находится?!

Когда приехала скорая помощь, все уже было кончено. Искусственное дыхание, которое делали терапевт, Наташа и сам Бирюков, не помогло…

***

Проректор Николай Петрович Фомин сидел в кабинете в главном корпусе МФТИ и задумчиво вертел в руке тонко очищенный карандаш. Воскресный день. Надо отдыхать на даче, а не сидеть в душном помещении. Только причина выхода на работу ясна и понятна. Это уже третья громкая смерть за последнее время! Первым было самоубийство первокурсника, ну там дело понятное, перетрудился парень, его и перед этим в «двадцатку» забирали. И соответствующее врачебное заключение есть. А со вторым было похуже, конечно. Тогда осенним утром в шестом корпусе студгородка произошло не что-нибудь, а убийство. Третьекурсника зарубили. Фомин нутром чуял, что нечто подобное могло случиться. Буйные физтехи, подобно бурсакам, пускались во все тяжкие. Одурманенные тяжелыми волнами молекулярной да квантовой физики, матанализа и аналитической геометрии, они словно искали отдохновения в простых человеческих радостях, порой напиваясь вдребезги и творя затем всяческие непотребства. Плюс близость столичного мегаполиса накладывала свой веский отпечаток. Сел на электричку с умиротворяющей надписью «Лобня – Москва», и через двадцать минут ты уже на Савеловском. А там – раззудись, плечо! Разные скандалы устраивали физтехи: и пьянки, и мордобои, и другие непотребства.

Но вот то, памятное человекоубийство, топором по голове, на его памяти случилось в первый раз. Фомин перекрестился и по привычке посмотрел по сторонам, никто не заметил? За это по головке не гладили. Списки преподавателей, аспирантов и студентов, посетивших, даже ненароком, церковь, тут же направлялись в первый, секретный, отдел… Но он был один в своем большом роскошном кабинете с длинным полированным столом и стульями по бокам. Да, нервишки пошаливают… Как же тут не перекреститься, когда можно запросто лишиться такого теплого кресла, о котором мечтают многие в его окружении. Разные случаи происходили, уж столько лет на проректорской должности. Всякое бывало. Линия партии, она линией партии, но, самое главное, чуйку иметь, чтобы не оплошать и впросак не попасть.