Поспешно я прогнала подобные мысли прочь.

Это ничего бы не изменило, – сказала я себе. Киран был сильным, так что, если бы Сол не выбрала его жрецом, парня бы отправили в гвардию и я бы больше никогда его не увидела.

Кроме того, отец мог убить Кирана или использовать его против меня только потому, что мы были друзьями. Что бы он сделал, если бы Киран и я стали чем-то бо́льшим? Оно того не стоило. Мне нужно было поблагодарить Сол за то, что своим поступком она сохранила Кирана в моей жизни, и не желать большего.

Киран выпрямился, довольный тем, как крепко обвязаны его ноги. Мы не разговаривали, пока я вела его. Наши ноги едва оставляли следы на песке, что тонким слоем покрывал основание храма Сол.

Впрочем, вскоре песок сгустился. Ноги глубоко погружались в оранжево-красные песчинки. Мы с трудом пробирались в дюны, взбираясь по их шатким склонам на вершины, где было легче идти.

Их гребни затвердели; нам с Кираном пришлось пробивать ногами дыры в покрытом коркой слое, выжженном поверх вздымающихся песчаных волн.

Ветра, которые развевали одежду моей семьи и килты жрецов, когда те покидали храм, теперь обдували нас.

Когда мы оказались достаточно далеко от храма, полностью поглощенные пустыней, Киран наконец заговорил:

– Ты в порядке?

У меня болела губа.

– Конечно, в порядке.

Чтобы освободить руку, я передвинула урну набок, подпирая ее бедром, и прижала несколько пальцев ко рту, оценивая повреждение.

– Тебе не следовало говорить с ним так смело, – тихо сказал он.

Я пронзила Кирана свирепым взглядом. Он знал, что лучше не винить меня в действиях отца. Сколько раз я говорила ему, что Ситали поступает именно так?

Киран поднял вверх ладони:

– Я его не защищаю, Нур. Я стараюсь защитить тебя или, что более важно, побудить тебя дать ему отпор. Хотел бы я что-нибудь сделать, чтобы избавить тебя от него навсегда, – сокрушался Киран.

Мы оба знали, что с этим ничего нельзя поделать. Я освобожусь от отца, только когда он или я уйдем из этого мира в следующий.

– Сегодня он угрожал убить тебя на глазах у всех. Он никогда не делал подобного раньше. Боюсь, на этот раз ты зашла слишком далеко. – Киран протянул руки, будто хотел освободить меня от тяжести урны, даже если при этом придется обжечь свои ладони. Но я не позволила. В ответ на мое упрямство он закатил глаза.

– Нур, – сказал Киран, уставившись на урну. Он бросил быстрый взгляд на мое лицо. – А что, если он и правда попытается?

– Будь моя жизнь в опасности, я бы точно дала отпор.

Отец тоже знал, что так я и сделаю. Возможно, он надеялся спровоцировать гневную вспышку, чтобы избавиться от меня.

– Тогда у меня не было бы другого выбора, кроме как сражаться вместе с тобой, – решительно сказал Киран, поднимая глаза на Сол, словно извиняясь за правду, сорвавшуюся с его губ. Сол уже знала. Она знала наши сердца, умы и души. Хорошее и плохое.

– Я не хочу, чтобы ты делал это, – сказала я, и правда так думая. – Помни свою клятву, Киран. Ты жрец, и твой долг – служить Сол, а не Атону и уж точно не одному из его наследников. Ты мне ничего не должен.

– Это неправда, – слабо запротестовал Киран, прежде чем закрыть глаза и сделать глубокий вдох.

Когда взгляд парня снова сфокусировался на мне, песчаная буря в его глазах улеглась, и меня захлестнуло облегчение. Их оттенок был таким знакомым. Сол зачерпнула оранжево-красный песок под нашими ногами и просеяла его в глаза Кирана вместе с теплом, что хранилось внутри.

Эти красно-оранжевые маяки светились с той злостью, которую я помнила, но теперь редко видела.

– Поскольку ты все еще жива, я должен сказать, что выражение его лица, когда ты заметила лопнувшие сосуды в глазах Джобы, стоило всего золота Гелиоса.