– Эй! Постой! – крикнул он, соскакивая вниз и догоняя девочку. – Тьфу ты, да стой же!

Он схватил ее за плечо и повернул к себе. Гневный окрик, который он собирался обрушить на малышку, застрял у него в глотке. Ему было далеко за сорок, он многое повидал на свете, но еще никогда не доводилось видеть подобное выражение глаз у ребенка. В них прятался дикий, первобытный ужас, словно эта девочка побывала в самой преисподней. Она послушно остановилась, глядя на Антона Викторовича и в то же время куда-то сквозь него, сосредоточенно посасывая палец. Губы девочки были искусаны, одна ножка без туфельки, банты развязались и грязными паклями лежали на ее худеньких плечиках.

– Что с тобой? – как можно мягче спросил Антон Викторович. Он хотел вытащить палец малышки изо рта, но с таким же успехом он мог бы попытаться сдвинуть с места свою фуру. – Девочка, ты потерялась?

Она молчала, продолжая грызть палец, и Антон Викторович не раздумывая схватил ребенка в охапку и понес в машину. Черт с ней, с рыбой, ее нужно срочно в больницу. Или в милицию? Может, ее ищут?

Он усадил девочку на сиденье и с опаской взглянул на нее.

– Кто ты? И что с тобой случилось, кроха? – тревожно прошептал он. Девочка молчала. Антон Викторович покачал головой, трогаясь с места. Неожиданно он обратил внимание, что подбородок, кисти рук и верх платьица девочки вымазаны чем-то белым, словно известкой или краской. Он коснулся пальцем вещества и осторожно поднес к носу. Принюхался, после чего, решив рискнуть, дотронулся кончиком языка. Затем уставился на дорогу, искоса поглядывая на замершего ребенка. Если он не ошибается, то пятна на ее лице и платье были сладким кремом, которым заправляют торты или пирожные.

– Цилк, – вдруг разлепила потрескавшиеся губы девочка, глядя на дорогу невидящим взглядом. – Цилк, – тише повторила она. Антону Викторовичу стало не по себе, и он поддал газу.

В пять утра фура остановилась возле городской больницы. Антону Викторовичу не пришлось долго объяснять случившееся – фотографии пропавшей девочки Лилии и ее мамы Анны Хотиной висели на каждом углу Каменска вот уже третий день. В том числе и на информационном стенде самой больницы.

Из приемной позвонили в милицию, и вскоре туда уже мчался Боков.

– Где она?! – рявкнул он, влетев в приемное отделение.

– В санитарской комнате. Ей сделали укол, успокоительное, – сказала пожилая сестра, поправляя очки. – Господи, да что же это такое делается?..

Но Боков уже не слушал ее, он несся по коридору. Полы незастегнутого халата трепетали, как крылья раненой птицы. Залетев в кабинет, он остановился как вкопанный. Лиля, точно, это она. Две медсестры, уговаривая, тщетно пытались высвободить пальчик крохи изо рта. Девочка только плотнее сжимала свои маленькие челюсти.

– Выйдите, – строго сказала врач.

– Я из милиции, – возразил Виктор, внутренне понимая, что сейчас он вряд ли чего-то добьется от ребенка.

– Да хоть сам президент, – тоном, исключающим компромиссы, заявила женщина, и прежде чем Боков успел открыть рот, она захлопнула перед ним дверь. Чертыхнувшись, Виктор набрал номер мужа Анны Хотиной.

– Владимир? Это Виктор, из розыска. Лиля нашлась, она в городской больнице. Да, ее осматривают. Нет, насчет Анны ничего пока не знаю, я сам только что приехал... Да, жду.

Начинало смеркаться. По пустой, прогретой солнцем трассе мчалась бежевая «Тойота Камри».

– Сиди смирно, – сказала Анна, видя, что Лиля снова заерзала на сиденье.

– Когда мы плиедем? – капризно надула губки Лиля, вертя по сторонам головкой. – Я устала и хочу пить.

– Сейчас заправим машинку и поедем домой, – ответила женщина. До их дома оставалось совсем немного, но стрелка топливного датчика уже приближалась к нулю, и Анна не хотела встать где-то посреди дороги с пустым баком.