Его звали Энтони Эдевейн, и он учился в Кембридже на врача, точнее, на хирурга. Элеонор узнала об этом в буфете на станции метро «Бейкер-стрит», куда молодой человек привел ее после происшествия с омнибусом и угостил лимонадом. Там его ждал друг, юноша с черными кудрявыми волосами и в очках. Элеонор с первого взгляда определила, что он из тех молодых людей, которые всегда выглядят так, будто бы одевались второпях, и волосы у них вечно взъерошены. Он ей сразу понравился: Элеонор почувствовала в нем родственную душу.

– Говард Манн. – Энтони кивнул на растрепанного юношу. – А это Элеонор Дешиль.

– Рад встрече, Элеонор, – сказал Говард, взяв ее за руку. – Какой замечательный сюрприз! Откуда вы знаете моего друга?

– Он только что спас мне жизнь.

Элеонор словно со стороны услышала свой голос и подумала, как, должно быть, неправдоподобно это звучит.

Однако Говард и глазом не моргнул.

– Правда? Неудивительно. Вполне в его духе. Не будь он моим лучшим другом, я бы его ненавидел.

Этот шутливый разговор с двумя посторонними мужчинами в станционном буфете мог бы показаться странным и неловким, однако спасение от неминуемой гибели в некотором роде снимает привычные строгие правила. Беседа шла легко и свободно, и с каждой фразой оба молодых человека все больше нравились Элеонор. Энтони и Говард подшучивали друг над другом, но так благожелательно и располагающе, что она тоже включилась в разговор. Вскоре Элеонор уже высказывала вслух свое мнение, смеялась, кивала, а иногда не соглашалась с такой запальчивостью, что Констанс пришла бы в ужас.

Они втроем обсудили науку и природу, политику и порядочность, семью и дружбу. Элеонор выяснила, что больше всего на свете Энтони хотел стать хирургом, мечтал об этом с самого детства: его любимая горничная умерла от аппендицита из-за того, что поблизости не оказалось квалифицированного врача. Говард был единственным сыном чрезвычайно богатого графа, который с четвертой женой проводил время на Французской Ривьере, посылая деньги на содержание сына в фонд, которым руководил управляющий из лондонского банка «Ллойдс». Молодые люди познакомились в первый школьный день, когда Энтони одолжил Говарду свою запасную форму, чтобы тому не попало от воспитателя, и с тех пор почти не разлучались.

– Мы, скорее, братья, – пояснил Энтони, тепло улыбнувшись Говарду.

Время летело незаметно, пока во время паузы Говард не сказал Элеонор, слегка нахмурившись:

– Не хочу показаться некомпанейским, но, боюсь, вас уже потеряли.

Элеонор посмотрела на отцовские часы, которые, к неудовольствию матери, носила со дня папиной смерти, и с ужасом поняла, что прошло уже три часа, как она сбежала в лабиринте от родственников. Перед мысленным взором предстал образ разгневанной матери.

– Вполне возможно, – мрачно заметила она.

– Тогда мы отвезем вас домой. Как ты считаешь, Энтони?

– Да, конечно, – пробормотал Энтони, хмуро посмотрел на собственные часы и постучал по циферблату, как будто сомневаясь, что они показывают правильное время. Элеонор показалось, что она услышала в его голосе нотки огорчения. – Страшно эгоистично задерживать вас своей болтовней, когда вам надо бы отдохнуть.

Внезапно Элеонор отчаянно захотелось остаться с ними. С ним. И она принялась возражать: такой чудесный день, она себя прекрасно чувствует и не собирается идти домой, и вообще, она проделала весь этот путь, почти дошла до зоопарка, а тигров так и не увидела! Энтони говорил о ее голове, сотрясении при ударе, но Элеонор настаивала, что чувствует себя прекрасно. Немного кружится голова, особенно если попытаться встать, однако это вполне ожидаемо: в кафе очень жарко, а она ничего не ела и… ой! Ничего, сейчас она немного посидит, отдышится и подождет, пока в глазах прояснится.