Энни улыбнулась старику:
– Много лет прошло.
– Да, немало. Входи, входи.
Он взял ее за плечо и проводил в ближайший кабинет. Энни присела на стул, застеленный бумагой, и скрестила ноги в щиколотках.
Врач сел напротив на покрытый пятнами желтый пластиковый стул и внимательно посмотрел на нее. Стекла в его очках были толщиной с бутылочное стекло, и глаза за ними казались размером с обеденные тарелки. Энни подумала: «Давно ли у него стало портиться зрение?»
– Ты не блестяще выглядишь.
Энни сумела улыбнуться. По-видимому, со зрением у него не так уж плохо.
– Вот почему я здесь. Хэнк сказал, что я выгляжу паршиво, и подумал, что у меня какая-нибудь болезнь.
Док громко рассмеялся, потом открыл папку и занес ручку над чистой страницей.
– Похоже на Хэнка. Когда я его видел в прошлый раз, у него была мигрень, а он был уверен, что это опухоль мозга. Так что с тобой происходит?
Энни вдруг поняла, что ей трудно начать.
– Я плохо сплю, у меня часто болит голова, меня иногда тошнит… вот такие вещи.
– Есть ли хоть какая-то вероятность, что ты беременна?
Ей следовало быть готовой к такому вопросу. Будь она к нему готова, он бы не причинил такую боль. Но с тех пор, как врач задавал ей этот щекотливый вопрос, прошло много лет. Ее лечащие врачи слишком хорошо знали ответ:
– Это исключено.
– У тебя бывают приливы, нерегулярные месячные?
Она пожала плечами:
– Месячные у меня всегда были нерегулярными. В прошлом году пара месяцев вообще была пропущена. Если честно, пропущенные месячные – это не то, что меня особенно волнует. И мой гинеколог предупредила меня, что менопауза может быть уже близко.
– Ну, не знаю… для этого ты еще слишком молода.
Энни улыбнулась:
– Вашими бы устами…
Врач закрыл карточку, аккуратно положил ее себе на колени и снова посмотрел на Энни:
– Не происходит ли в твоей жизни что-нибудь, что могло бы вызвать депрессию?
Депрессия.
Одно слово, которое описывает горы боли. Депрессия – это когда из души человека украли солнечный свет и бросили в холодный, враждебный мир.
– Возможно.
– Не хочешь об этом поговорить?
Энни посмотрела на пожилого мужчину. Понимающий взгляд его слезящихся глаз унес ее назад по длинной извилистой дороге времени, туда, где ей было двенадцать лет, и она была первой девочкой в классе, у которой начались месячные. Хэнк не знал, что сказать, поэтому он схватил ее в охапку, отвез к доку Бартону и предоставил тому развеивать ее страхи.
Глаза Энни защипало от подступивших слез.
– Мой муж и я недавно разъехались. Я… я не очень хорошо это перенесла.
Врач медленно снял очки, положил их поверх бумаг и устало потер горбинку крючковатого носа.
– Мне очень жаль, Энни. Увы, я повидал немало таких историй. В нашем маленьком старом городишке это случается так же часто, как и в большом городе. Конечно, ты переживаешь, и депрессия вполне может вызывать бессонницу, плохой аппетит и тошноту. И еще много чего. Я мог бы выписать тебе валиум, может быть, посоветовал бы тебе принимать прозак – то, что притупит остроту переживаний до тех пор, пока ты не придешь в себя.
Энни хотелось спросить, знает ли он женщину, которая бы с этим справилась или у которой муж бы передумал, но это были слишком интимные и откровенные вопросы, и она промолчала.
Док Бартон снова надел очки и посмотрел на нее.
– В этот раз, Энни, тебе придется хорошенько о себе позаботиться. С депрессией не шутят. Если из-за всего этого у тебя будет продолжаться бессонница, приходи снова, я выпишу тебе рецепт.
– Таблетки, которые заменят любовника? – Энни невесело улыбнулась. – Хорошее, должно быть, средство. Может, мне стоит принять пригоршню прямо сейчас?