Что касается Айронза, то, если он был во всем таков, как утверждала его супруга, остается лишь поражаться, как он ухитрялся сохранять добропорядочность в глазах общества. Правда, клерк любил изрядно приложиться к чаше с пуншем, под хмельком бывал молчалив или злобно-насмешлив. Иной раз лунной ночью высокий, сухощавый Айронз возвращался к себе из «Дома Лосося» несколько странной, неустойчивой походкой, а затем дольше обычного возился с дверным запором; короткие фразы (на длинные он в таких случаях не отваживался), вроде «з-зпри дверь, Мардж-ри» или «п-дай св-чу», Айронз произносил неуклюже, заплетающимся языком. Кроме того, обратило на себя внимание нечестивое любопытство, которое побуждало его совать нос в церковные дела, не имевшие к нему касательства. Кто знает, не подзадоривало ли сплетников как раз его безупречное поведение вкупе со скрытностью. А может быть, объяснение состояло в том, что мистер Айронз, при всей своей сдержанности, иногда проговаривался. Или же всему виной было ревнивое воображение миссис Айронз и ее громкие истерики – так или иначе, когда речь заходила о мистере Айронзе, собеседники обычно подмигивали, ухмылялись, качали головами и обменивались замечаниями наподобие: «Вы ведь знаете, чем ближе к церкви…», «Седина в бороду – бес в ребро» и проч.

В тот самый миг, когда миссис Айронз в очередной, седьмой, раз направилась к двери, чтобы принести жалобу доктору Уолсингему, капитан Деврё взглянул случайно в сторону «Феникса» и обнаружил, что пренебрегший своими обязанностями клерк в компании мистера Дейнджерфилда огибает угол дома.

– Стоп, мадам, вот он идет, ваш изменник. Клянусь честью, он еще подлее, чем мы думали: солидного человека, управляющего лорда Каслмэлларда, втянул в тот же омут, так что у Мэг Партлет сегодня было два ухажера. Смотрите-ка, обманщики несут в корзинке форель и удочки через плечо – ни дать ни взять на рыбалке побывали, – ну и прохвосты!

– Что ж, все едино, – проговорила миссис Айронз, глядя в другое окно и трезвея на глазах, – не сегодня, так завтра; и потом, это стыд и срам – утащиться незнамо куда, чтобы домашние изводились и гадали, утонул ты или еще чего похуже; небось не надорвался бы, если бы объяснил жене, что джентльмену понадобились его услуги, – ради путёвого дела неужто я бы его не отпустила?

Мысли миссис Айронз обратились к Дейнджерфилду и «подарочку», который он, вероятно, вручил Айронзу при расставании. Минутой-двумя позже Деврё увидел, как она, накинув на голову капюшон, тащится в «Дом Лосося» – навести справки относительно доставшейся мистеру Айронзу мзды.

Ни расположение духа, ни нрав доктора Стерка за последнее время не изменились к лучшему. Доктор более обычного предавался мрачным раздумьям, дома бывал несдержан, даже груб. Он стал чаще уходить в город и позднее возвращаться; не будучи стеснен ничьим присутствием, за исключением смиренной миссис Стерк, доктор честил Тула и Наттера с еще большим, чем прежде, ожесточением. Из слов Стерка следовало, что эти двое замыслили – ни много ни мало – сжить его со свету и ради собственного спасения нужно не давать им спуску. Однако дело не ограничивается их злобными происками, эти «олухи» и «придурки» к тому же не умеют работать и своими грубыми промахами ставят под удар – можно сказать, губят – нанимателей; ни один порядочный человек не потерпит, чтобы у него на глазах безнаказанно творилось подобное безобразие. Ларчик открывался просто: Стерк зарился на практику одного из своих супостатов и на должность другого, ибо был наделен (по собственному мнению) многосторонним, применимым в любой сфере талантом. Всякий, кто попадал в поле зрения Стерка, становился предметом его едкой насмешки как «щенок», «бестолочь», «осел», ничего не смыслящий в своем деле. Своей маленькой супруге Стерк внушал почтение и трепет. Когда доктор усаживался перед очагом, водружал ноги на каминную решетку, засовывал руки в карманы и принимался скалиться, брюзжать и злобно фыркать, миссис Стерк твердила обычно: «Чего же ты хочешь, Барни, ведь таких умных, как ты, больше нет». Доктор отваживался временами на мелкие, не слишком рискованные спекуляции. После выигрыша он имел обыкновение, чередуя похвальбу с бранью, извлекать и демонстрировать жене пачки банкнот и уверять, что, если бы не бесплодная потеря времени в госпитале и на смотрах и прочие дурацкие служебные обязанности, ему бы ничего не стоило сколотить себе состояние – никто бы и оглянуться не успел. Еще немного, и Стерк сам бы в это поверил. Не приходится сомневаться, что голова у доктора на плечах имелась – хотя пользовался он ею не всегда удачно, – имелась и энергия, однако его усилия сводились к одному: вытеснить ближнего и занять его место.