– И все‐таки для меня тоже существуют правила, нравятся они мне или нет, – возражает Ребекка. – Просто будь с ним осторожна. Ты – куда больший трофей, чем думаешь, и ты заслуживаешь лишь самого лучшего.

– И она получит все самое лучшее, – произносит голос у двери.

Женщины одновременно оборачиваются, и серд-це Теи выпрыгивает из груди. Ребекка отводит взгляд, а Тея поднимается на ноги. Он пришел за ней, главный художник декораций Схаубурга. Она стремится к нему, будто сокол к запястью хозяина, летит навстречу своей любви.

Вальтер Рибек – не первый, кто обосновался в мыслях Теи. Когда ей было шестнадцать, она свято верила, что самый красивый мужчина на свете – это Роберт Хуфт, который доставлял Корнелии куриные яйца. А до него она считала таковым Абрахама Моленара, продавца метел. А до него, в пятнадцать, был Дирк Свертс, который мыл окна в гостиной, – тоже красавец. Когда Тее было четырнадцать, ее воображение занимал Герт Бреннеке, доставлявший соленую свинину от мясника Класа, ведь его тоже вполне можно было назвать усладой для глаз. Тея ничего не могла с собой поделать, она повсюду видела прекрасных юношей. Юношей, которые не понимали, что она в них видит, юношей, которым все равно. Бог дал ей глаза, но взор их был направлен лишь в одну сторону. И ответных взглядов от этих созданий она никогда не получала.

Но Вальтер оказался другим с самого начала. Однажды Тея случайно забрела в мастерскую, гуляя по коридорам, пока Ребекке надевали серебряную луну к вечернему представлению. И там был Вальтер: он стоял в лучах августовского солнца, что падали на пол из высоких окон, и созерцал возвышавшийся перед ним задник буколической красоты, подкрашивая кистью земляничный куст.

Вальтер обернулся на звук открывшейся двери, и Тея застыла. Он хмурился, будто возмущенный тем, что его прервали, но увидел ее – и изменился в лице. Он глядел сперва с удивлением, затем с интересом, и Тея, на которую еще ни один мужчина так не смотрел, приросла к месту.

– Хорошее лицо, – произнес он. – Новенькая?

Все мысли о Роберте Хуфте и куриных яйцах тут же ушли в прошлое.

Как и Ребекка, Вальтер обратил на Тею внимание. Одобрение Вальтера каким‐то образом переплетается с теплотой Ребекки. Все это происходит под одной крышей, в дарующем безграничные возможности Схаубурге. Задники и конструкции Вальтера необыкновенны. Протяни руку – и сорвешь ягоды, а среди пейзажей можно поселиться. На всей земле Божьей не сыскать человека талантливее, но дело не только в его красоте, голосе, руках, гении. Все в нем неповторимо, даже те фрагменты, до которых Тея еще не дотянулась. Ему двадцать пять, он мечтает путешествовать по городам Европы и создавать декорации, каких не видывали Друри-Лейн [8] и Парижская опера. Это будут голландские шедевры из красок и дерева.

Тея слушает речи Вальтера о побеге, о новых начинаниях, о том, как он заслужит высочайшее уважение, и между этими строками она видит место для себя в его парижской постели, крючок для ее плаща у его лондонской двери. Облечь Вальтера в краски его будущего так просто, ведь кисть уже у него в руке. Легко представить, как из ничего он создает целый мир. Тея понимает, что мечты Вальтера осуществятся, по тому, как легко порхает его кисть по декорации, как благодаря одному лишь волшебству его мастерства возникают деревья и пляжи, лесные рощи, венецианские палаццо и скромные фермерские домики. Восхищение Теи его талантом неотделимо от предвкушения его как мужчины. Тея неспособна разделить эти два чувства, неспособна распутать то, что сплетается воедино быстрее, чем она успевает осознать, да и не хочет. Бывают дни, когда она одержима всем тем будущим, которое обещано и ей, если все продолжится как есть. Даже облака на небе, когда она идет после встречи домой, складываются в черты лица Вальтера. И глубочайшую радость Тея находит в том, что он чувствует то же самое. Они тесно слились в своем мирке, навеки любящие.