Запись пятая.

Каждый раз, когда я обращаюсь к воспоминаниям, внутри меня все рвется. Тело сковывает паралич, из глаз струятся слезы. Мне невыносимо больно от осознания того, что в мире людей я был никому не нужен. Это сводит с ума.

Запись шестая.

Я долго гнал от себя эту мысль, но больше не могу. Мне кажется, я превращаюсь в монстра. Каждый раз, когда я теряю слезы, внутри меня происходят превращения. Сегодня я взглянул на картину под названием «Сын человеческий» и увидел в ней собственное отражение. Моя кожа стала мертвенно-бледной, гладкой, как глянцевые стены в этом доме.

Запись седьмая.

Прошел год. Я слышал, что на сто двадцать шестой этаж прибыл новичок по имени Дэнни. Дом его выпил за неделю. Дэнни больше нет, теперь он один из них.

Запись восьмая.

Не могу думать. Трудно писать.

Запись девятая.

Один. В пустоте.

Запись десятая.

Джон хочет есть.

Запись последняя.

Есть.

Бедный Джон. Прошло больше года, прежде чем он сошел с ума, хотя некоторым было достаточно и недели. «Нас разводят, как тлю». Что это могло бы значить? Дом слёз – это фабрика по производству монстров? Странное ощущение после дневника…

«Почему мне не страшно? – смутился я. – Я не хочу бежать и искать выход. Здесь нет выхода».

Я поднес дневник Джона к глазам. Обыкновенная бумага, ничего необычного. Кроме нескольких свежих разводов – вода? Или, возможно, слезы. Я дотронулся до одного пятна. У меня вновь закружилась голова. Стол с тетрадями рассыпался, превратился в пыль, комната поплыла перед глазами. Я зажмурился, сжал кулаки. Мое тело снова падает в темноту, его уносит время и пространство обратно в человеческий мир.

Через несколько секунд ноги коснулись твердой земли. Я открыл глаза и обнаружил себя… В учительской?.. Рядом Джон, его родители и завуч Шерли Гарлон. Они бурно что-то обсуждают. Ш-ш-шерли – так мы с одноклассниками протягивали ее имя, пытаясь придать ему форму огромного танкера, терпящего крушение в «тихом» океане нашей учебной деятельности. Если выразиться совсем просто, приход Шерли Гарлон в наш класс знаменовал конец света. Каждое ее появление я удачно пропускал, ссылаясь на то, что моя мама забыла выключить утюг и мне нужно как можно скорее вернуться домой.

Да, Виктор Борман подловил меня, когда сказал, что я люблю обманывать. Но вам, мои читатели, я никогда не лгал. Разве что упускал незначительные детали. Например, детали своей внешности. Но какая разница, какие волосы – рыжие или темные – будет трепать ветер, когда я сбегу из дома слез? Вы бы поменяли мнение обо мне, будь я чернокожим? Надеюсь, что нет.

Джону всегда плохо давалась учеба, поэтому он был частым гостем Шерли Гарлон. Сейчас этот девятилетний мальчик стоял в центре учительской, испуганно оглядываясь по сторонам, временами он пытался спрятаться за спиной Спенсера Форда. Мое же присутствие для всех осталось незамеченным. Я был чем-то вроде приведения.

– Ваш сын не усваивает школьную программу, – сказала Шерли. – Он отказывается даже взять ручку с парты и решить простое уравнение.

– Это все из-за незнакомых ребят, – ответила миссис Форд. – Вы же знаете, Джон плохо переносит изменения в коллективе. Пройдет месяц, может быть два, и тогда он адаптируется.

– Он отстанет от программы. Перетасовка в коллективе происходит каждый год, и что же теперь? Джон всегда будет белой вороной? Это только усугубит ситуацию. Я думаю, вам стоит обратиться к психотерапевту.

– Джон нормальный, – сказала миссис Форд. – Ему не нужен психотерапевт.

Спенсер Форд взял за руку жену и произнес ей на ухо:

– Я поговорю с Джоном с глазу на глаз. Не понимаю, зачем его пригласили в учительскую вместе с нами.