– Первым классом?

Обладатель высокого голоса раздраженно фыркнул.

– Между двумя мешками ханьского риса… Нелегально. На помощь братьям-некромантам. Это здесь при чем?

– Вот вам и стоит путешествовать первым классом. В виде компенсации.

– Скажешь тоже. Ты мне зубы не заговаривай, дорогой ученик. Лучше скажи, что купил на разницу? Небось, цветы невесте своей.

– Да не возьмись вы меня провожать, учитель, никто бы и не узнал о перепродаже билета!

– Ох, и подкаблучник ты, Хагал! – развеселился высокий голос.

Бас покаянно ответил:

– Я просто люблю ее. А она меня.

Дверь в купе раскрылась, и возникший дверях невысокий и изящный ханец, не старый и не молодой, цепко окинул взглядом купе и сказал:

– Ну, иди, герой любовных романов. Удачи тебе, ученик.

Стоявший за ним молодой человек одних примерно с Лючиано лет спокойно ответил:

– Благодарю, учитель.

И, кивнув Лючиано, опустился на вторую нижнюю полку.

Ханец ушел, поезд тронулся, верхние полки в купе так и остались пустыми. Первым не выдержал Лючиано, представился, протягивая руку. Его попутчик ответил на рукопожатие:

– Меня можно называть Хагал.

– Я еду в Дом Слез, навестить брата, – поделился сокровенным Лючиано.

– Интересное совпадение, – ответил Хагал. – Я еду туда же. Лечиться.

– О, – сочувственно ответил Лючиано. – А что с вами случилось, если вас не задевает эта тема, конечно…

Хагал пожал мощными плечами. Вообще, весь его вид говорил о силе. Пожалуй, Лючиано ему в этом проигрывал.

– Да так, – неопределенно ответил он, рассматривая свои крупные руки. – Производственная, можно сказать, травма. У всех случается.

Лючиано рассмеялся.

– В моем случае производственная травма – заноза в пальце.

– Так ведь и производства разные. Я вот как бы произвожу для мира покой и благолепие. И отсутствие мертвяков.

– Очень полезное производство. Если бывает производство с приставкой «не».

– Думаю, бывает, – серьезно сказал Хагал.

Через полчаса они уже непринужденно болтали. Лючиано знал свою слабую сторону – рот у него не закрывался. С другой стороны, это можно было считать и положительным качеством, Лючиано умел располагать к себе. Когда он устроился учеником к резчику по дереву, именно это угнетало его больше всего – то, что во время работы не поговоришь. Но превращать кусок мертвого дерева в красивую вещь гораздо интереснее, чем продавать. Как ему, предлагал мастер. Вот Хагалу, по всей видимости, для душевного комфорта такое количество слов не требовалось Говорил он мало, но как-то значительно. Чувствовалось, что за скупыми фразами прячется работа ума. Даже если в этот момент Хагал травил анекдоты.

– Едут в одном вагоне маги Света и маги Разума. Маги Света купили билеты на каждого, маги Разума один на десятерых…

– Ушел муж на работу, а жена…

– Пришла к некроманту смерть, он ей и говорит…

Спать легли рано. Хагал вдруг вспомнил, что ему прописан покой, и через десять минут уже мирно спал. Лючиано выключил свет и долго смотрел в окно. Ни одного огонька. Только кое-где освещенные неровным светом луны руины. Он зевнул и подумал о том, что для таких вот случаев стоит изобрести радиокристалл, передачи с которого слышны только одному человеку. Когда кто-то рядом спит, а скучно невероятно… Лючиано тоже лег, убаюканный мерным движением. Снился ему Герайн, совсем юный, в своей форменной мантии. Он стоял на каком-то лугу и прижимал к груди охапку ярких осенних листьев.

Чужие слова лезли в голову, одно за другим. Стоило чуть-чуть расслабиться, и сознание Герайна уплывало. Покачиваясь на успокаивающих волнах Бездны. Перемещалось в другую плоскость, внутрь собственной черепной коробки, где он, Герайн, был лишь тенью. Распластанной на внутренней стороне черепа, а его мысли – юркими сколопендрами, каждая, наверно, метра два в длину. Они появлялись и исчезали в окнах пустых глазниц. А под ногами шуршали опавшие листья.