Когда я вышел из подъезда, было уже совсем темно. Рядом никого, ни одного свидетеля. Ни одного, мать его, гребанного свидетеля! Ни-од-но-го. Мне чертовски повезло.

До дома я решил дойти пешком, не хотелось светиться на ближайших остановках. Сердце перестало бешено колотиться, и, как только я немного успокоился, решил заглянуть в черный пакет, прихваченный в злополучной квартире. Я воспользовался мобильником, как фонариком.

Внутри оказались деньги. Гребанные тысячи. Сколько же их здесь?

3.

На улице было темно, как в жопе трубочиста. Фонари разбиты, а света от окон квартир не хватало, чтобы в полной мере осветить мой путь. Я то и дело спотыкался, идя по раздолбанной дороге, на которую местная администрация положила вместо асфальта большой болт.

Город, где я живу, носит дурацкое, не склоняемое название Морга. Это третий по значимости город в Мордовии после Саранска и Рузаевки. Шестьсот километров от Москвы – это шестнадцать часов на поезде до столицы, и целая вечность до цивилизации. А еще имя моего города нигде не используется в названии продуктов местных производителей: никто же не захочет покупать колбасу из Морга, верно? Уезжая отсюда подальше, люди не говорят никому, что они приехали из Морга, а просто – из Мордовии. Шутки про морг у местных жителей стали такими бородатыми, что ими можно подметать улицы или вязать из них мочалки. Сорок тысяч населения – русские, мордва и татары. В основном, старые дома, построенные еще в конце пятидесятых, как только заложили фундамент завода химического машиностроения и вокруг него – город.

Местные аборигены перед своими пятиэтажками разводят цветочные садики, клумбы, а потом украшают их неказистыми пальмами из вырезанных пластиковых бутылок, уродливыми лебедями из покрышек и старыми облезлыми мягкими игрушками, которые жалко выкидывать. И все это «великолепие» напоминает мне фильм «Кладбище домашних животных» по роману Стивена Кинга. А позади домов жители разбивают огороды, сажают картошку, морковь, капусту, короче, не город, а колхоз «Рассвет коммунизма». А вот возле дома Анны Капотиной выращивали помидоры, привязывая побеги к тонким железным арматуринам, устремленным в небо, словно иглы ежа. И когда женщина прыгнула с четвертого этажа, арматурины проткнули ее голову, грудь, живот и ногу. Я увидел ее через мгновение после падения, и мне показалось, что тело женщины вздрогнуло пару раз и замерло навечно. Сомнений не было – больше о своих снах она никому не расскажет. А жаль – мне бы хотелось узнать, почему ей снился я, и почему она подготовила для меня деньги.

На улице было темно и холодно, до своего дома я добирался почти два часа. София мне не звонила, не беспокоилась – она же призрак, да и телефона у нее нет – эта мысль заставила меня улыбнуться.

– А теперь она пропала навсегда, – сказал я вслух, – ведь та, кто ее прокляла, мертва. Значит, дух Софии свободен.

У подъезда я увидел стоявшую и курившую в гордом одиночестве соседку – Диану Кискину. В желтом свете моргающего фонаря молодая женщина была прекрасна.

– Ну, привет! – произнесла она игривым тоном.

– Ну, привет, – поздоровался я.

– Зайдешь ко мне? В этот холодный вечер совсем не хочется быть одной, да и бутылка вина уже давно залежалась в холодильнике.

– Зайду, – спокойно сказал я.

После случившегося сегодня мне тоже не хотелось оставаться одному.

Парфюм Дианы манил, дурманил и зазывал вдохнуть его полной грудью, чтобы погрузиться в блаженство. Я не смог устоять. Я помнил, что Диана любит жестко.

1.

– Как в старые добрые времена, – сказала Диана, прикрывая свою обнаженную грудь одеялом и закуривая сигарету.