Любезен.

И научился готовить омаров. Мне ведь нравились омары? Он обсуждал все и сразу, нашу с ним грядущую поездку в Рим, и еще в Ницце он никогда не бывал… и конечно, затруднения на моей работе – это временно… меня любят и ценят, считают великолепным специалистом…

…он кормил меня.

Я его.

Взаимовыгодное сосуществование, в которое не вписывались брюнетки с блондинками.

А потом грянул развод.

Просто однажды я пришла, а вместо ужина меня ждал скандал.

- Как давно ты знала? – Игоряша тряхнул мелированной челкой.

- Что именно?

- Все!

А ведь он выглядел кукольным мальчиком. Я ему говорила, что пластика носа – это глупость, что мне безразлично, какой формы этот самый нос, а уж пластика ягодиц так вообще бред… на нее я денег не дала, а вот нос он исправил.

- Всего я и сейчас не знаю.

Он топнул ножкой.

- Ты меня подставила, стерва! – и добавил пару слов покрепче. – Ты понимаешь, перед какими людьми ты меня подставила!

- Перед какими? – покорно поинтересовалась я, испытывая в душе одно лишь желание: выставить этого позера из квартиры, да и из жизни заодно.

- Ты… ты…

Он носился, заламывая руки.

- Это ты виновата… ты во мне никогда не видела мужчину!

- Может, потому что ты мужчиной и не был?

Мне не стоило этого спрашивать, а ему не стоило меня бить. Хотя… эта пощечина развеяла остатки иллюзий, и угрызения совести тоже пригасила.

Был развод.

Грязный и муторный. Вдруг оказалось, что эта сволочь имеет какие-то права, что на квартиру мою, что на банковский счет. Что требует он компенсации материальной за нанесенные повреждения, список которых впечатлял, а заодно уж и моральной…

…квартиру я отстояла из принципа.

Да и вообще… за моей спиной стоял Сам, у которого тоже имелось, что сказать Игоряше, вот только разговаривать с подобными моему бывшему, он предпочитал посредством пары цепных юристов.

Может, оно и правильно.

- А я ведь тебя любил, - сказал Игоряша, когда в нашем разводе после полугода тяжб была-таки поставлена точка. – Я действительно тебя любил, но оказалось, что тебе это не нужно… ты была… ты была мужиком…

- Может, потому что ты не был?

- Плевать, - он отмахнулся. – У тебя был я. А теперь ты сдохнешь одна.

…надо же, прав оказался.

Я не испытывала ни удивления. Ни огорчения. Ни раскаяния.

Сожаление, пожалуй…

…я продала ту квартиру. Работу менять не стала, да и Сам не позволил бы.

- Нагадила, - сказал он, сплевывая пережеванный табак в малахитовую вазочку, - исправляй… прищеми хвост этим ублюдкам…

Он оказался прав.

Накопившаяся во мне злость требовала выхода, и я с удовольствием окунулась в работу. Я дневала и ночевала, вымещая гнев на конкурентах и находя в том извращенное удовольствие.

Да и…

Как-то так получилось, что не осталось у меня ничего, кроме работы.

Отец умер.

Потом матушка и тетки, которые ушли в один год, будто не способные расстаться друг с другом и в посмертии. Они не одобряли развод и мой образ жизни, не оставивший надежд на продолжение рода. А я… в сорок пять странно задумываться о ребенке, да и боялась я…

Выходит, не зря.

Темнота слушала.

Я знала, что все эти мысли для нее не являются тайной, быть может, она создана-то исключительно для того, чтобы мысли эти появились, чтобы я, оказавшись в месте, где действовать невозможно, остановилась и задумалась.

Я задумалась.

И чем больше думала, тем яснее осознавала: моя жизнь была…

Неудачной?

Отнюдь.

Плохой?

Тоже неверно.

Бессмысленной?

Не так, чтобы вовсе, все же специалистом я была хорошим, но… я не делала дурного, но и хорошего не совершала. Я позволила себе просто существовать и теперь явственно понимала: этого недостаточно.

Слишком многое упущено.