– Потому что этот бесхребетный король… – зрачки Данте сузились от презрения, – …скормит твоему маленькому другу-полукровке стальной клинок, если ты ему откажешь.
Данте отходит в сторону, открывая зрелище, от которого у меня замирает сердце.
Глава 5
Посреди отделанного обсидианом помещения с высоким потолком сидит Энтони с кляпом во рту, голубые глаза за спутанными прядями русых волос бешено сверкают. Его взгляд останавливается на мне, и мой пульс взлетает до небес. Я вырываю руку из хватки Катона и тянусь за его мечом на перевязи. Не успеваю я выхватить оружие, чтобы обезглавить короля фейри, Катон сцепляет мои запястья и шепотом призывает успокоиться – я не разбираю слов из-за шума крови в ушах.
Бросив на сержанта свирепый взгляд, выдергиваю руку, разворачиваюсь и залепляю Данте пощечину.
– Ублюдок! Гребаный ублюдок!
– Фэллон, перестань! – Крик Катона достигает меня одновременно с лианами, выпущенными из ладоней земного фейри.
Они обвиваются вокруг моих рук, живота и плеч, пока не скручивают меня, как кабана на вертеле. Я извиваюсь, но от этого путы только сильнее натягиваются. Когда лозы добираются до лодыжек, я падаю на грудь Данте, щекой ударяясь о золотой нагрудник.
Дурацкая магия фейри!
Одна рука Данте ложится мне на поясницу, поддерживая, другая хватает за волосы и откидывает голову.
– Ты пожалеешь об этой пощечине, мойя.
– Единственное, о чем я когда-либо пожалею, так это о времени, проведенном с тобой на острове Бараков.
И пока мне не заткнули рот кляпом, я плюю ему в лицо, а затем с превеликим удовлетворением наблюдаю, как слюна скользит по переносице его орлиного носа.
Он обжигает меня яростным взглядом, который, впрочем, меня не пугает.
– Вырвите моряку ногти!
– Что?! – ахаю я. – Нет! – Я выворачиваю голову к Энтони, оставляя в кулаке Данте клочок своих волос. – НЕТ! Не трогайте Энтони. – Боги… что я натворила? – Вырви мои ногти!
– Королеве ногти нужны, а пленнику они ни к чему. – Данте наблюдает за тем, как двое солдат приближаются к Энтони, в чьих глазах застыл ужас.
– Единственное, для чего я их использую, – это чтобы расцарапать тебе лицо, так что лучше вырви их, Данте.
Он лишь смотрит на меня со скучающим видом.
– Прошу, не мучай его. – Мне противно, что он вынуждает меня умолять. – Данте, пожалуйста!
Я ловлю его взгляд. Он такой холодный, что кровь стынет в жилах.
В уголках глаз собираются слезы.
– Прошу, вели им перестать.
Он не велит.
Когда болезненные стоны Энтони переходят в крики агонии, я обиваюсь горячими слезами.
Я плачу за него.
Плачу вместе с ним.
Кажется, будто пытка длится целую вечность. Когда он затихает, я осмеливаюсь взглянуть на друга.
Энтони лежит на боку, волосы прилипли к потному лицу, веки плотно закрыты, кончики пальцев алые. Под связанными руками расплывается скользкая лужа. Я перевожу взгляд на грудь и пристально смотрю, пока не замечаю движение грудной клетки.
Жив. Он жив. Осознание этого едва ли прогоняет ужас и чувство вины, разрывающие сердце. Я отомщу за тебя, Энтони. Клянусь!
Я обращаю всю силу свирепого взгляда обратно на Данте.
– Почему ты стал таким жестоким?
– Из-за тебя, Фэллон. Ты сделала меня таким. До того как ты пробудила перевертышей, я не жаждал свергнуть брата.
– Ты переплыл Филиасерпенс!
– И что?
– И то, что это обряд посвящения для лючинских королей! Значит, ты жаждал занять трон до того, как я его тебе преподнесла. Так что, на хрен, не смей обвинять меня в том, каким бессердечным ты стал.
Данте фыркает.
– Раз уж я бессердечный, то как можно назвать твоего маленького павлина-короля? Ты в курсе, сколько трупов он оставил гнить на моей земле?