Когда курсы бывали полностью укомплектованы, дома у Джоэля весь день беспрестанно трезвонил телефон, и он частенько думал, что мамина работа заключалась только в том, чтобы неестественно бодрым голосом выдавать в трубку вещи вроде: «К сожалению, до ближайшего кинотеатра семьдесят километров. Вы посмотрите на книжной полке: там стоят несколько DVD-дисков».

(На книжной полке стояло пять DVD-дисков. И все негодные. Поцарапаны они были настолько, что ни один DVD-проигрыватель на свете не взялся бы их проиграть.)

«Я не смогу заказать это в ресторане…» (…читай – в пиццерии).

И наконец, особенно любимая Джоэлем фраза, всегда произносимая его мамой с одним и тем же отчаянным энтузиазмом: «Что я могу сказать о местах для прогулок? О-о, здесь есть множество живописных уголков».

(Впечатляет, а? Подтекст следующий: хотите гулять – гуляйте. Где? Да где угодно. И мама с чувством выполненного долга кидала трубку.)

Только одна вещь позволяла хоть как-то разнообразить скудный набор развлечений Джоэля и Калле. Для того чтобы будущие учителя могли влезть в шкуру своих подопечных и научились лучше их понимать, им надевали на глаза повязки, давали трости для слепых и посылали в город. Смотреть на тёток, забредавших на проезжую часть, спотыкавшихся о бордюры и врезавшихся в фонарные столбы, было распоследним развлечением, когда уж совсем было нечем заняться. (А впрочем, чем ещё заниматься в таком городишке, как Уддвикен?)

Чтобы сделать процесс более увлекательным, мальчишки придумали идти за тётками по пятам и совать им под ноги разные предметы. Когда какая-нибудь из них, не выдержав, срывала повязку, ей тут же кричали прямо в ухо: «Халтурите!» Ничто не могло заставить будущих педагогов устыдиться больше, чем одна только мысль о том, что они халтурят в таком важном деле, как умение сочувствовать несчастным детям.

Джоэль придумал свой собственный сценарий розыгрыша, который был куда более изощрённым, чем у его одноклассников. Он атаковал проштрафившихся тёток рассказами о своей «бедной слепой сестрёнке». «Каждая секунда её существования – это абсолютный, беспросветный мрак, – сообщал он глухим замогильным голосом, в котором мастерски дрожала едва скрываемая злоба. – А вы не можете выдержать и нескольких минут. Как вам не стыдно!»

И тёткам, конечно же, становилось стыдно; они же не знали, что София, сестра Джоэля, видит лучше иных зрячих. Они давали Джоэлю деньги, чтобы хоть как-то искупить свою вину перед ним. Деньги, на которые можно купить конфеты. Конфеты, которые можно лопать, раскачиваясь на перилах у супермаркета, как попугай на жёрдочке, и глазея на народ, бросающий на парковке замусоренные тележки.

Так и проходила по кругу жизнь в Уддвикене: как ни старайся, а всё равно рано или поздно окажешься на перилах у супермаркета.

– Может, хоть спросишь у неё? – предложил Калле и в очередной раз пнул перила.

Пора было расходиться по домам, но сперва требовалось решить очень важный вопрос, касавшийся выпивки для предстоящего вечера. Сегодня они впервые проведут вечер на холме, вот только раздобыть алкоголь оказалось куда труднее, чем они думали. Несколько раз старшие братья посылали Калле за покупками в магазин, но так скромно платили за эту услугу, что у Джоэля с Калле денег никогда не водилось.

До сих пор Джоэлю удавалось обходиться в таких делах без помощи сестры, тем более что ей было только шестнадцать, а значит, официально она не могла покупать выпивку. Но теперь Калле наконец-то нашёл лазейку, про которую Джоэль и так всегда знал: сестра работала за стеклянными дверями супермаркета, буквально в пяти метрах от них и совсем не далеко от полок со спиртным.