Ставили печку так, чтобы по диагонали от красного угла. Подле нее все бабье хозяйство, тут и горшки, и ухваты, всего не перечислишь. Печка-матушка, так ее величали. Вот и новорожденного младенца испокон веков подносили к печке, словно показывали живому существу, и просили от нее тепла да добра. А домочадцы спрашивали: «В лес пойдет малой или у печи останется?» То есть какого пола ребенок. А если родился он слабым, то следовало его «перепечь»: клали на широкую печную лопату да отправляли в теплое нутро три раза. «В утробе не допекся, теперь тут допечется», – говорили в старину. Ульянкин сын был малыш крупный, сильный. А вот старший брат Арефы не дожил и до трех лет. Смахивала свекровь иногда слезинки, вспоминая о нем. Как-никак первенец. Тогда даже печка не помогла…
Весело трещат дрова в печке – значит, к морозу. А если воют, будто песню протяжную поют – быть тогда ветру сильному. В некоторых местностях при растопке строго следили, чтобы использовалось нечетное число дров. Тогда и огонь займется хорошо, и все, что приготовлено, добром обернется. А иные, для привлечения в дом богатства и удачи, при закладке печи обязательно клали в ее основание хлеб или какие другие припасы.
Коли отправлялся молодец на войну, так отколупывал от печки кусочек на память и как оберег. А если взрослые уходили далеко в лес или еще куда по каким делам, а дети оставались дома одни, то бежали к печке, к заслонке, и просили у нее: «Как заслонка жар в печи бережет, так и Бог пусть меня бережет».
Даже крещеная Русь оставалась верна старым традициям и обрядам. Верили, что дурной глаз способен семье навредить. Особенно детям! И тогда приглашали на помощь знахарок. Обряд снятия сглаза тоже проводился у печи. Сначала доставали три уголька, а потом чашку непитой воды. То есть той, что набрали из колодца, но никто к ней еще не прикоснулся. А дальше творился заговор: в чашку с водой бросали угольки, щепоть соли, потом произносили заветные слова да ставили на печь. Этим же средством пытались помочь больному: или спрыскивали его заговоренной водой с угольками, или давали выпить три глотка. А то, что осталось, нельзя было ни сохранить, ни просто так вылить. Выплескивали воду в строго отведенном месте – где дверной косяк располагался.
Бывало такое, что ребенок вдруг становился беспокойным, плохо спал. Без всякой на то видимой причины. «Демоны ночные мучить стали», – решали домочадцы. В этом случае убрать наваждение вызывалась сама мать малыша: вставала пораньше, засветло, шла к печи, растапливала, а потом к ее теплому дыханию подводила малыша. «Испуг, уйди в трубу печную, – приговаривала мать, – и не возвращайся к нам больше!»
Ох, русский дом! Без печки и представить себе невозможно! И в сказках она, и в стихах, и в былинах, и в романах. Всем рядом с ней хорошо – и человеку, и домашним животным. Кошка устраивалась поближе к печке, в особо студеную пору грелись подле матушки куры и гуси. Там же просушивали одежду, там же с наслаждением вдыхали ароматы готовой еды. Царица дома, кормилица и центр вселенной для русского человека.
Глава 2. Что нам стоит дом построить?
Шумит зеленый лес-богатырь. Густой, высокий, богатый на открытия – тут и сосну встретишь, и ель, и клен, и дуб. С древнейших времен лес был главным строительным материалом для русских домов. Богатства лесные не перевелись ни от стройки, ни от корабельных проектов Петра I, ни от пожаров. До сих пор леса – наша гордость. Британия, например, от своих лесов избавилась еще в Средневековье. Роскошные дубравы, подступавшие вплотную к Лондону, вырубали нещадно. Дело в том, что в начале XIV века подобралась к острову лютая зима, да так и не выпускала его из своих объятий на протяжении нескольких столетий. Этот период в истории даже называют Малым Ледниковым. Разом вымерзли зеленые английские луга, не было всходов во Франции, погибли итальянские виноградники… Сгорели дубравы в каминах, чтобы не мерзли англичане. Высочайшим позволением, величайшей милостью одаривал король особенно приближенных лесом или перелеском. Например, в 1260 году лекарь королевы Элеоноры Прованской, итальянец Джузеппе Бариамундо, получил от государя Генриха III в личную собственность полдюжины дубов. А другой врачеватель при том же правителе, Томас Везехем, стал управляющим лесами в графстве Стаффордшир. На долгие годы забыло семейство Везехем о такой проблеме, как дрова и холод.