Хочешь, небо в клеточку? Лайк.

Дети читают взрослые книги, а взрослые ― «Незнайку на Луне», «Три толстяка», «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Урфин Джюс и три толстяка, а мы деревянные солдаты. Деревянные по уши.

Мы всё проспали. Проснулись, когда мир содрогнулся. Говорят, это космические пришельцы устроили. Концов не найти. Где-то идут звёздные войны, а нас чуток зацепило. Жахнуло не слабо.

Дочка махала рукой. Я приземлилась.

– Видела Ваню?

– Да. Далеко забрался. Если до утра доживёт, укажу путь по лабиринтам.

– Я тебе ветчины оставила.

– Хорошо. В пределах города мало пищи. Завтра-послезавтра отправлюсь на разведку. Ваня с тобой останется. Эх, была бы связь! Как думаешь, есть ли на планете место, где продолжается нормальная жизнь?

Дочка печально опустила глаза:

– Зачем? Ждать помощи?

– А что? Если есть не затронутые области, помощь будет.

– А если нет? Если вообще живых больше нигде нет?

– Ничего, как-нибудь. Снег стает, магазины мирного времени полны еды и чистой воды. Для оставшихся надолго хватит.

– А сколько их?

– Немного.

– Сколько же трупов оттает? Страшно.

– Не бойся трупов, кроме того, существуют волки, медведи и бродячие собаки.

– Только медведей нам не хватало. Скажи, сейчас ведь лето?

Я вытащила пингвина из-за пазухи, поставила на снег. Тот отряхнулся и прижался к моей ноге:

– Странно, почему в городе появились пингвины?

– Меня уже ничто не удивляет, ― дочка, опустившись на корточки, погладила животное, ― а наших кошек, похоже, съели. Бедные.

Третью ночь спали в верхнем этаже дома, где через выбитые взрывной волной окна, гулял ветер. Один проём удалось закрыть листом найденного железа. Часть паркета была цела и завалена отдельными кусками пола.

– Когда снег прекратится? ― устало спросила дочка.

– Скоро.

– Угу. А завалит последний этаж, где спать будем?

– Хорошо, дорожки чистить успевают. В брошенных машинах ещё можно многое найти, особенно вдали от города. Не каждый отважится уйти из города.

– Уходить опасно.

– Придётся. Без еды не выжить.

– И без тепла. А там хищники бродят.

– Дикие собаки тоже не менее опасны. ― Я складывала кучкой паркетины, ― готово. Дай спички!

Дочка протянула зажигалку. Живой огонёк заплясал, осветив разрушенную комнату.

– Мам, как в блокаду выживали?

– Толя рассказывал.

– Он давно умер, повезло. Не видел того, что видим мы.

– Зато пережил другую блокаду. Девятьсот дней!

– Недели не прошло, а народ вымирает.

– Чёрный снег, чёрный день. Хотя бы сыпать перестало.

Дочка устроилась ночевать, положив на пол оторванную дверь. Я завалилась, как есть.

Робкий свет будоражил веки. Проснулась и поняла: настоящий белый снег валил хлопьями. Рядом ахнула дочка:

– Мама, снег!

– Белый, белый.

– Скоро все кончится.

– Перестало бы сыпать. Тогда нескольких дней хватит подобраться к магазинам.

– Думаешь, нам еда достанется? ― Дочка покачала головой, ― А мародёры?

– На мародёров создадут отряды милиции.

– Не больно-то людей защищают. До взрыва недовольных в тюрьмы отправляли.

– Не путай мирное время с послеядерным.

– Анархия ― мать порядка! ― лицо дочки было серьёзным и решительным. ― Где же Ванька, мой кавалер? Ну, что идём дорожки чистить? Заодно согреемся.

С десяток человек вовсю орудовали лопатами. Ими руководил красавец лет сорока, с лицом заросшим щетиной. Я невольно залюбовалась.

– Что рот раззявила? ― Грубо сказал неопрятный старик, ― бери лопату, старая!

– Заткнись, дядя Лёша, вовсе не старая, а женщина в расцвете лет, ― усмехнулся красавец.

– Тебе, Егор, лишь зубоскалить. Тоже, дамский угодник выискался! Рядом, дочка, что ли? Держи её подальше от угодников.