– Что, страшно? – спрашивает меня Карлтон.

Я киваю. Мне и в голову не приходит ему соврать.

– Не бойся, Кузнечик, – говорит он. – Страх сковывает. Если не бояться, наркотик не причинит тебе никакого вреда.

Я киваю. Мы стоим под навесом, по очереди отхлебывая из бутылки. От уверенности Карлтона мне как будто становится теплее.

– В Вудстоке[1] можно целыми днями сидеть на таблетках! – говорю я.

– Это точно! Дети Вудстока, новая Америка! Все верно!

– Неужели там действительно кто-то живет? – спрашиваю я.

– Что значит “неужели”? Фестиваль кончился, но люди-то никуда не делись. Новые люди! Так что не сомневайся.

Я снова киваю, на этот раз удовлетворенно. Мы будем жить в новой стране. Я сам уже не тот. Меня даже зовут по-новому – Кузнечик. Прежде меня звали Роберт.

– Мы все время будем на таблетках? – говорю я.

– А ты как думал?!

Я вижу мрамор, снег и светящееся лицо Карлтона. Его глаза горят как неоновые лампочки. Сам не зная почему, я чувствую, что Карлтону сейчас открыто будущее, призрак которого парит над каждым из нас. В будущем Карлтона люди не ходят в школу и на работу. Нас всех – и совсем скоро – ждет жизнь совершенной, ослепительной простоты, жизнь среди деревьев на берегу реки.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.

– Отлично, – отвечаю я, и это чистая правда.

С обнаженного дерева с шумом срываются голуби и, сделав полукруг, вдруг меняют стальную окраску на серебристую. В этот момент я понимаю: наркотик действует. Все предметы вокруг обретают лучистость и как бы становятся самими собой. И как только Карлтон мог это предвидеть?

– Ого, – шепчу я.

Его рука ложится мне на плечо.

– Спокойно, Кузнечик, – говорит он. – Среди этой красоты бояться нечего! Я с тобой.

Мне не то чтобы страшно, мне – странно. Я даже не представлял, насколько реально все окружающее. На мраморе у моих ног лежит веточка с гроздью сморщенных коричневых ягод. В месте надлома она мягкая, белая, волокнистая. Деревья живые!

– Я с тобой, – повторяет Карлтон.

И это правда.

Несколько часов спустя мы сидим на диване перед телевизором, настоящие пай-мальчики. На кухне мать готовит ужин. Звякает крышка о кастрюлю. Мы тайные агенты. Я изо всех сил стараюсь скрыть ошеломленность.

Отец мастерит стенные часы из готовых деталей. Ему хочется передать нам что-то такое, что и мы могли бы оставить в наследство своим детям. Слышно, как он работает в подвале: что-то пилит, прибивает. Я знаю, что лежит сейчас перед ним на козлах, – длинный ящик из сырой древесины. Он собирается наклеить на него лепное украшение. По его лбу медленно сползает жемчужная капля пота. В тот день я открыл в себе способность видеть все комнаты дома одновременно. Причем с поразительной ясностью. Вот мышь копошится в стене. Электрические провода вьются под штукатуркой как змеи.

– Шш, – говорю я Карлтону, хотя он и так молчит, глядя на экран в просветы между растопыренными пальцами. Хлопают выстрелы. Пули с характерным свистом выбивают белесые фонтанчики пыли из бетонной стены. Я понятия не имею, что показывают.

– Мальчики, – доносится из кухни голос матери.

Своим новым слухом я различаю, как она шлепает по гамбургерам, превращая их в плоские лепешки.

– Накройте на стол, как положено добропорядочным гражданам.

– Хорошо, ма, – отвечает Карлтон мастерски подделанным будничным тоном.

Отец в подвале бухает молотком. Я слышу, как стучит сердце Карлтона. Он похлопывает меня по руке, давая понять, что все идет нормально.

Мы накрываем на стол: ложка-нож-вилка-треугольнички бумажных салфеток. Все как положено, тут нас не собьешь. Потом я разглядываю обои: на них золотистая ферма на фоне гор. Коровы жуют траву, деревья отбрасывают длинные золотистые тени. Этот вид повторяется трижды – на трех стенах.