Конечно, Вера могла бы через суд оспорить право на свою долю. Время для неё тогда было невероятно тяжёлое: за год до смерти отца она похоронила мужа, а тут ещё дефолт девяностых, да и младшего сына-подростка на ноги ставить надо.

Могла оспорить, только делать этого не стала. Предложи ей сводные родственники по-доброму какую-то часть наследства, Вера, наверное, взяла бы, только никто ей не предлагал.

Ничего! Пережила Вера ту лихую годину!

А через год ей позвонила дочь и сообщила, что сестра Нины Петровны, тётя Лида, проживающая в областном городе, просила Веру приехать к ней. Вера приехала.

– Ты, наверное, знаешь, Верочка, что твой отец как узник немецких лагерей получал от германского «Фонда примирения и согласия» компенсацию. Сумма в марках и по нашим российским меркам весьма значительная.

О том, что отец почти четыре года был в этих самых лагерях, Вера знала, но о компенсации слышала впервые.

– Так вот, – продолжила тётя Лида, – теперь, когда Вани нет, а Никиту на зоне убили, получать должна ты, единственная наследница. Тебе необходимо забрать у моих племянников все документы, а потом со своим паспортом и метрикой приехать в «Фонд». Мы с тобой вместе съездим, я знаю, где он находится.

– Пусть эти марки, тётя Лида, они и получат.

– Нет, Вера. Там сидит немец, он тщательно следит, чтобы деньги не ушли не по назначению. Мои племянники их получить не смогут. Да и хватит с них того, что они раньше ими пользовались. Ваня, когда в последний раз приезжал за компенсацией…

Голос женщины прервался, на глазах выступили слёзы, но она справилась с нахлынувшими воспоминаниями и продолжила:

– Тогда он купил самых дорогих продуктов, самых дорогих конфет, огромный торт и привёз всё это нам. Я ему говорю, что, мол, не надо было так тратиться, а Ваня ответил: «Много ли мне надо теперь? Могу я попировать хоть раз в жизни? А им хватит и того, что от этих денег останется». Он прямо так и подчеркнул: «им». А ведь раньше только по именам называл, и никак иначе. Очень грустный он был в тот приезд. Это уж потом я поняла, что прощался. Так что ты, Верочка, забери у них документы. Ваня не успел сам тебе их отдать.

– Вы думаете, они мне отдадут?

– Конечно, – утвердительно кивнула головой тётя Лида. – В противном случае, компенсация просто-напросто будет возвращена в общий фонд.

А ещё Вера узнала, как однажды отец, вернувшись из лесу, куда ездил с пасынком за дровами, увидел дом обворованным. Много чего исчезло, в том числе, дорогие шубы покойной Нины Петровны и не менее дорогие наряды. Со своей бедой он сразу побежал к самому близкому человеку, к жившей неподалёку тёще.

– Надо в милицию звонить, – посоветовала она. – Бежи, Ваня, до Людки, у ёй телефон есть.

У жены пасынка Людмилы был сотовый телефон, но звонить не пришлось. Отец в доме пасынка увидел падчерицу и то, что было вынесено из его дома.

Это был сговор. Его планомерно начали подводить к могиле.

***

Документы Вере сводный брат не отдал, впрочем, этого и стоило ожидать.

– Какие люди! – ехидно пропел он вместо приветствия, а узнав о цели её визита, категорично заявил: – Никаких документов! Ты, вообще, ничего не получишь! Поняла?

Это она поняла. Не поняла только, за что они так с ней? Вроде, до смерти отца отношения были вполне нормальными, их даже можно назвать родственными. И брат, и сестра со своими семьями приезжали к ней в гости, не гнушались дарами в виде молока, сметаны и прочего, чем были богаты Вера и её муж. Правда, к себе никогда не приглашали даже на семейные торжества. Впрочем, как и отец с Ниной Петровной. В доме отца Вера и её муж бывали только тогда, когда приезжали в город по своим делам, да и то недолго – передавали сумки с молочной продукцией и, откушав чаю, а иногда даже пообедав, поворачивали, как говорится, оглобли. А их дети так и вовсе никогда не гостили у деда.