Физика мне нравилась, особенно раздел оптики, но настоящей увлеченности этой наукой у меня не было. Преподаватель, который вел практические занятия по оптике, умнейший, интереснейший человек с оригинальными методами преподавания, он оценивал студентов по собственной десятибалльной системе, сказал мне:

– Вы могли бы учиться только на «отлично», но не пойму, что вам мешает. Или у вас недостаточная трудоспособность, или не хватает любви к физике.

Мне не хватало и того, и другого, тем не менее, я уже училась вполне прилично, особых трудностей учеба не вызывала.

Из общественных наук мне нравится только диалектический материализм. Во всех других дисциплинах никакой научности я не вижу, но никто так рьяно не следит за посещением лекций и семинаров, как преподаватели этих наук. Если не выступаешь на семинарах, рассчитывать на хорошую оценку на экзаменах не приходится. Труды Маркса и Энгельса иногда вызывают интерес, но не те места, которые рекомендованы для изучения. Заучивать даты многочисленных партийных съездов и читать длинные пустопорожние доклады в газетах невообразимо скучно. Как-то мне попался старый учебник по истории КПСС. Этим участком руководил Троцкий, поэтому потерпели поражение, другим участком руководил Сталин, поэтому победили. В трудах Ленина сплошная злобная полемика с множеством неизвестных оппонентов. Меня выручает то, что я научилась быстро конспектировать на лекциях и использовать эти конспекты при выступлениях на семинарах и при подготовке к экзаменам. Особенно хорошо помогает, если сдаешь экзамен тому преподавателю, который читал лекции.

На ноябрьские праздники на втором курсе я приехала домой, брат пригласил в свою компанию, в кавалеры мне определили Толю Журова, по его инициативе, надо думать.

Слава тосковал по Наде, стихи стал читать:

Водки ему дали и неоднократно. Я пыталась останавливать, но где там! Это только масла в огонь подливало. К концу вечеринки назюзюкался основательно, идти домой без меня боится. Отец и ударить мог, тем более если сам выпивши, мать он отшвыривал, только я могла его остановить, меня он никогда пальцем не трогал. А Толька тоже выпил, кричит: «Какой же ты друг! Я ее так ждал, хочу проводить!» С кулаками идут друг на друга. Меня уже трясет, слезы по щекам текут. Еще один их друг вышел: «Кто Славину сестренку обижает?» Ударил Анатолия, тот упал, с трудом поднялся и ушел. Мы со Славой домой отправились, он останавливается, кричит что-то. Хотела плюнуть и уйти, тогда он утихомирился, добрались до дома. Родители еще не пришли, все мирно обошлось, только я наутро ни Славку, ни Анатолия видеть не хотела.

Родители собирались все той же компанией, но добавились новые друзья Борис и Нина Ужинские. Они работали на Крайнем Севере, заработали деньги на кооперативную квартиру и приехали в Вольск, где жила мать Нины Георгиевны. Борис стал преподавать физику в школе отца, Нина математику в школе ближайшего друга отца. Примерно в это же время появляются новые соседи с другой стороны дома, дальше от угла, по странному совпадению тоже Тарасовы.

У отца не складываются отношения с руководителями районного отдела образования, особенно с бывшим директором школы, которую теперь возглавляет отец. Возможно, это ревность, но еще отец слишком прямолинеен, неуправляем. Он не соглашается менять расписание так, как удобно дочери одного из руководителей, но неудобно учителям. Отказывается написать хорошую характеристику сынку другого руководителя, «Подумаешь, без тебя обойдемся, другие напишут!» Отец просит отпустить его назад в техникум, там как раз освободилось место завуча, которое отец занимал до работы в школе. Его не отпускают.