Когда понял, то резко оглянулся по сторонам. «Ага! Может, здесь близко его жена или любовница!» – расшифровала я его взгляд. Отлично!
Сняла куртку, одернула облегающую футболку, выпятив бюст.
Буду хулиганить! А что делать? Впереди маячила неприятная перспектива ночевки в борделе «Бобер», либо ночь в холодной «Волге», скрючившись на заднем сиденье.
Я захватила пальцами кулончик и стала нежно поглаживать его, призывно глядя на Бондаренко.
Мимо прошла пожилая женщина с папкой, она подняла бровь. Иван Устинович отвел глаза, сглотнул слюну и прошипел: «Зайдите !». Что ж, тряхну стариной! Артистических способностей мне не занимать!
Я села в кресло напротив Бондаренко, чуть наклоняясь, чтобы видна была ложбинка между грудей.
Устремив на инспектора пронзительный взгляд, начала свой трогательный рассказ о том, как трудно одинокой женщине выживать в этом жестоком мире. Этот монолог я сочинила, в прошлом году, для одной комической сценки, участвуя в команде КВН. Но Иван Устинович подвоха не заметил.
Вдобавок, в кабинет стали заглядывать разные сотрудницы. Они с любопытством окидывали меня взглядом.
Я быстро вошла в «образ», плакала и громко сморкалась в платок. Бондаренко растерянно смотрел на область моего декольте, где висел странный кулончик. Мой жалостливый рассказ, мои руки, терзающие кулончик, сопли и слезы, беспокоили его, вводили в смущение, сбивали с толку. Он смотрел на меня, как загипнотизированный.
Инструкции служебного регламента не описывали алгоритм действий, которые он должен совершить в таких случаях. Любой маломальский режиссер, сразу углядел бы грубый розыгрыш и бессовестную импровизацию в моих действиях, но Бондаренко не был искушен в театральном ремесле.
Он нервно схватил мой акт, размашисто расписался и поставил печать.
Потом хотел что- то сказать, но передумал и судорожно замахал руками в сторону выхода.
Через двадцать минут я вышла из Управления, победно сжимая подписанный акт. Предполагаю, что Бондаренко решил, что, еще немного и я скомпроментирую его на глазах всего коллектива. Потому, от такой шальной бабы лучше отвязаться.
В машине, Павел прикрыл курткой мое декольте: «Ты чего, вдруг, оголилась?».
– Для дела! – огрызнулась я, застегивая куртку.
Максим усмехнулся и надавил на газ. Надо было спешить в аптекоуправление.
Перед самым закрытием, я забежала в кабинет Грузьковой и запыхаясь, положила акт с подписью начальника Управления. Следом за мной, заглянул симпатичный молодой человек и спросил : Кристина Семеновна! Как вам понравился цвет гарнитура?» В кабинете воцарилась тишина.
– Полина Дмитриевна! Не сомневалась в ваших способностях! Заберите лицензию в приемной! – прозвенел голос Кристины Семеновны.
Как- то радостно прозвенел. Было понятно, Грузькова жаждала остаться с молодым человеком, без любопытных свидетелей типа меня.
Стремглав, я влетела в приемную.
– Полина! Распишись, вот здесь! – секретарь Зоя Ивановна подвинула мне журнал выдачи документов.
Схватив два долгожданных фирменных листочка, я выпорхнула на крыльцо.
По дороге домой я периодически доставала бланк лицензии и перечитывала ее текст. Ради этого документа, я целый год мыла, красила, шпаклевала и строила.
Ради него я забросила свою семью, друзей, прежний образ жизни. Лицензия была выдана на три года и датирована 8 апреля. А сегодня, 9-ое число.
Значит, Грузькова оформила ее, не дожидаясь, когда я привезу акт с подписью начальника областного Управления.
То ли, это был акт доверия, что маловероятно, зная характер Кристины Семеновны, то ли проявление природной вредности и эта подпись не была важна?