Но пока я всё же оставлю свой этот корявый язык так как есть. Я не хочу пересматривать и менять. Сейчас я хочу только записать то что было, ведь кто знает, сколько на это осталось времени?.. Возможно – совсем ничтожное колличество. Возможно даже стоит записать это как конспект… сухо, жестко?.. Тогда, может быть, и цензура пропустит… Хотя в печать что-ли?.. Нет – в какую печать?.. Я и сам не знаю – куда это деть, когда допишу. Но я должен поделиться, ведь я ответственнен за мир. Хоть с теми, кого не знаю… И не знаю даже – будут ли они? И кто?.. Но возможно с сухим и жестким форматом их не осудят – тех, кто будет читать?.. Но и это у меня врядли удастся. Сейчас, мне кажется, врядли удастся у меня каждая из крайних степеней – и написать и красиво и складно, и написать сухо и без всяких эмоций. И то и то я не совсем могу. Меня бьёт каким-то странным подобием лихорадочного озноба. От того, что произошло, от того что происходило, от того, что ещё может произойти… И возможно – мне не хочется сейчас красивого языка, ведь это черта того. Того что было. Мне кажется что если я сейчас напишу, пусть и плохо, но без вывертов – так это всё равно будет лучше. Гораздо лучше, чем если бы я писал с полной пустотой внутри, но заполнял листики красивым кружевом. Через него всё равно сквозила бы пустота… А может ли свет пробиваться через цемент?.. Если я грубо залью странички необделанной массой?..

Не знаю.

Лучше просто продолжу.

Из кабинета Женя вышел в полном смятении. Что делать?.. Вопрос. Первое что пришло на ум – так это кабинет картографии и то что там можно взять данные о широте и долготе. Где это вообще? Может – совсем близко. А может – и вообще написано наобум. Надо узнать.

В кабинете ему дали ориентиры. И это, действительно, очень близко. Какие-то скученные здания в той части города, где Женя почему-то никогда не был.

Нужно было идти посмотреть.

И он пошёл. Дождь уже пробежал по улицам и теперь легкий стылый свет отдельных лучей через тоненькие жиденькие тучи проливался сюда. К Жене… "Проливался сюда"?!. Это и вообще – так не говорится. И я не знаю, почему я так пишу… Но ладно.

В той части города дома стоят так близко друг к другу, так тесно, что это… Это и не похоже на все остальные места здесь.

"Наверное это и не дома вовсе, а бывший брошенный завод. – подумал Женя, – А теперь-то конечно – дома. Ведь нужно же селить куда-то людей."

Пока идёшь по двору "завода" – кругом тишина, и пусто… Аж даже шаги твои отражаются в стенах и бьют по ушам. Наверное все на работе. Если конечно здесь есть, вообще, эти "все". Но, да – раз над окном висит веревочка с развешенными детскими шортами и марками, то наверное есть.

Так…

Ну и где же здесь, скажите, искать предателей?..

И не опасны ли они вообще, эти предатели? А то ведь я с пустыми руками… Возможно нужно было хоть что-то взять в полицейском отделении? Хотя кто бы мне что-то там дал?..

В итоге, если сократить эту историю, Женя, то есть я, ходил по этому ЖК минут пятнадцать. И ни одной души. Ни одной. Только всюду следы жизни. Наверное работают. Да, работают… Нужно было идти ночью… Или вечером. Кто-нибудь может быть и был бы здесь. Но зато жив пока. "Ведь кто же их знает, – думал он, пока шел из забитого стенами пространства обратно, – предателей… Ещё как набросятся!.. Хотя я недавно ещё, получается, сам был чуть ли не предателем… Стро-чил что-то художественное… И ничего, ничего… Не набрасывался ни на кого. Даже не думал…"

Стоп. Вот, может быть потому?.. Потому я теперь не могу писать красиво, художественно, что это тот самый страх запал так глубоко с первого момента и до сих пор сидит там?.. Страх быть предателем?.. Страх сделать то, что 'нехорошо'?.. Может это он?