– Как оно?

Я повернулся к нему.

– Потихоньку.

– Есть прикурить?

– Нет, не курю.

– Спортсмен что ли?

– Нет.

Он, вытянув губы трубочкой, удивился.

– Как это, не спортсмен и не куришь? Надо начать.

– Не тянет.

Он покачал головой.

– Не видел тут кота? Я потерял его. Уже третий день не является. Вроде не весна. Яйца бы ему отрезать, чтоб не гулял. Да все жалко.

– Нет, кота не видел. А разве здесь есть домашние животные?

Он насупился.

– А как же. Мало того, по секрету тебе скажу, и чертей здесь хоть отбавляй.

Пока я переваривал его словесный пассаж, к нам подошла Мария.

– Ладно Борис Герасимович иди к себе, сейчас таблеточки принесут, а нам работать надо.

Борис Герасимович хмыкнул и дважды пожал плечами, но отвечать ничего не стал. Когда старик ушел, Мария обратилась ко мне:

– Это Борис Герасимович. С ним лучше общаться осторожнее: лишнего не говори, старайся сильно ему не перечить, а лучше, по возможности, избегать беседы с ним. Твои задачи на сегодня: сводить стариков в туалет, вымыть пол в коридоре, забрать простыни из стирки и развесить их, прочистить дорожки от снега и, кажется, все.

Да, неплохо для третьего дня.

– А задания будете давать мне вы?

– Отчасти я, потом придет Тамара Юсуфовна и даст тебе задания по хозяйственной части.

Тамара Юсуфовна – забавно.

– Как быть с походом в туалет?

– Стучишься, заходишь в каждую комнату, спрашиваешь – кому требуется помощь дойти до туалета и далее по схеме.

Когда Мария меня покинула, сзади ко мне подошла старушка со словами:

– Это Борька, местный сумасшедший. Все кота ищет. И откуда он его взял? Отродясь никакой живности не было…

– А вы его знаете?

– А как же, главный бухгалтер нашей швейной фабрики. Тридцать лет на посту.

– Как же он сюда попал, вроде должность серьезная, наверняка и в финансовом плане проблем нет?

Старушка смутилась.

– А я почем знаю, свечку не держала, кто их сумасшедших разберет?

На этом наш краткий диалог закончился и начался мой трудовой день. Грязный пол, простыни, снег – просто мякотка. Самое интересное, что меня никто не контролировал. У Марии было и без того полно дел. Остальной персонал контактировал со мной крайне фрагментарно. Тем не менее, желание схалтурить преследовало меня лишь только в течение первой недели. Когда я смотрел на стариков, на их сгорбленные спины, на трясущиеся руки, на впавшие глазницы, на их ледяное одиночество – моя, еще не повзрослевшая, совесть открывала в глубинах сознания невиданные мной доселе высоты перфекционизма.

С каждым новым днем скомканные отстраненные образы старческой жизни становились для меня все более явственными. Вот я вижу огромную кирпичную стену белого цвета, она простирается за границы моего поля зрения, как с правой, так и с левой стороны. Рельеф стены практически отсутствует, либо мое зрение слишком ослеплено белизной. Всего лишь белая плоскость расчерченная черными линиями, но я знаю – это стена. Может быть потому, что я видел похожую текстуру на обложке одного известного музыкального альбома. Откуда-то сверху мне слышится назойливый стук. С каждым стуком на безупречно белой поверхности начинает проступать багровое лицо кричащего человека, с раздутыми ноздрями. Он боязливо косится в левую сторону и беззвучно кричит. Словно в триумфальную арку я захожу в пугающую багровость. Стук выдергивает меня из сна. На часах 2:30 – глубокая ночь. Стук сопровождается громким криком.

– Света! Света!, – доносилось из коридора.

Толком не успев сориентироваться – где включается свет, я попытался вглядеться во тьму. Звук доносился из под лестницы. Насколько я успел понять – там находилась бойлерная. У двери стояла сгорбленная старушка и стучала, громко выкрикивая имя.