Такая ересь вертелась в моей голове, когда я обводила взглядом по контуру три высоких бело-голубых свечи на журнальном столике.

Их почему-то так и не зажгли.

На сцену снова вышел господин в красном галстуке.

Людмила сообщила нам полушепотом (почему-то восторженным), что он семь лет отсидел за разбой.

Раскаявшийся разбойник между тем призывал отрешиться от всех земных проблем, от насущных забот.

«От всего, что еще вас там волнует», – поймал мой приклеившийся к столику взгляд.

А потом на сцену снова вышла та же группа и снова исполнила те же песни, во всяком случае, одна из них точно уже звучала второй раз за утро.

Следующим выступал с проповедью какой-то мужчина с небольшой бородкой. Людмила шепотом сообщали нам, что он просто активный член общины, и что никому не возбраняется призывать к делам добра.

Он говорил о взаимоотношениях детей и родителей, сопровождая свой рассказ видеорядом с инфографикой, и ставил в пример всем кавказцев, почитающих отцов и матерей.

В проповеди время от времени проскальзывал один и тот же сюжет, как кто-то продал свой временный дом ради дома вечного и никогда ничуть не пожалел об этом, хотя это и не имело прямого отношения к теме.

– Сегодня мы видим среди нас новые лица, – остановился, не доходя до сцены, господин в красном галстуке. – И это замечательно, все не случайно в этом мире. Всему свое место и свое время. Давайте же возьмемся все вместе за руки и все вместе помолимся за них, пошлем им свою любовь, свои добрые пожелания.

Я сжала протянутые мне ладони – прохладные Майи и теплые Жанны…

– Отпусти, отпусти, отпусти, – услышала я горячий шепот Людмилы, обращенный к Жанне. – Вот оно, настоящее, вот оно!

При этих ее словах откуда-то из-за стульев появился вдруг большой бархатный мешок, отделанный золотом, – для пожертвований.

Людмила достала из сумочки приготовленную заранее пятитысячную купюру и с чувством благоговения опустила ее в мешок.

Добрые пожелания на этом не заканчивались. На сцену вышла полная красивая брюнетка в платье цвета электрик с ажурными вставками. Оно отлично гармонировало с ее длинными, отливающими синевой, блестящими волосами и ровно обрезанной челкой и букетом белых хризантем в руках.

Появление яркой красавицы послужило сигналом для Майи и она, прихватив с подоконника стопку шоколадок, поспешила с ними на сцену.

Шоколадки предназначались для именинников. Их, чуть смущенных, выстроили в ряд, желали им всяческих благ и новых духовных побед, а одной, женщине средних лет со стрижкой, в простом, но симпатичном черном платье-трапеции вручили букет хризантем. Белое на черном смотрелось как-то очень уж показательно-торжественно, как на первосентябрьской школьной линейке.

Позже в кафе-столовой, бывшей мастерской Эли, Людмила рассказала нам полушепотом историю той женщины.

– Ее подобрали в лохмотьях с тремя детьми на вокзале, отмыли, одели, накормили… Живут они здесь же, в общине. А скольким еще несчастным можно будет помочь, спасибо Элечке и всей вашей прекрасной семье…

Жанна довезла меня до дома. Автомобиль, настоящий дом на колесиках, располагал к разговорам.

Я села сзади за столик, а Жанна впереди рядом с мужем, приехавшем ее забрать.

Сначала я приняла его за ее личного водителя, так подчеркнуто старался он не привлекать к себе внимания ни поведением, ни одеждой, ни лишним словом, ничем.

– Ты знаешь, что Виктория – известная писательница? – с какой-то гордостью даже представила меня благоверному.

– Ты прочитала мою книгу?

– Нет, – честно призналась Жанна и тут же солгала. – Но собираюсь прочитать. Если честно, я больше люблю детективы или что-нибудь про любовь.