– Вот ее не забрали, и знаешь почему? – начала учительница, проследив за взглядом Сандрика. – У нее пятка отколота, если обратишь внимание. А другое просто не успели забрать. Да и приходили они за конкретными вещами. Тбилисские старшеклассники сейчас – полный мрак. Не становись таким, когда вырастешь.

– Вы боитесь, что они снова придут?

– Немного. Но это скорее так… со временем пройдет. Им больше нечего забирать. Не обои же отдирать.

– Инесса Альбертовна, вы совсем одна?

И в этот момент она посмотрела на Сандрика как будто немного с жалостью. Будто совсем один – это Сандрик. Смотрела и молчала.

– Как дела дома? – спросила она вдруг.

– Нормально.

– Не хочешь об этом говорить?

– Да не о чем. Дом как дом. Все чем-то заняты.

– А у мамы с папой как?

– А почему вы спрашиваете?

– Это я так, просто. – Инесса Альбертовна потерла плечо, оглянулась к окну. – Кстати, Миша – мой одноклассник. Ты не знал?

– Он никогда не рассказывал, – признался Сандрик и сам удивился этому факту. – Ни разу. Странно.

– Ты любишь отца?

– Нормально, – Сандрик часто представлял себе, как отец умирает. Например, как он засыпает и больше не просыпается. Но еще чаще он представлял, как умирает сам, в отместку отцу.

– Ну что за дурацкий ответ! Я как-никак учительница русского языка. «Нормально»!

– Люблю, не люблю. Какая разница? Он весь в делах. Моя любовь больше нужна маме.

– Почему?

– Маме ее не хватает.

Инесса Альбертовна неспокойно заерзала на стуле. Встала, схватила пачку сигарет, неумело закурила у окна.

– Утром купила. Впервые в жизни, представляешь? Ну, в смысле, впервые для себя. Раньше только мужу брала. От них и умер.

Спускаясь по лестнице от Инессы Альбертовны, Сандрик разогнался и перешагивал через три ступеньки, а с последних шести решил спрыгнуть. Так он и влетел в отца, который едва удержался на ногах. Они недолго смотрели друг на друга. Сандрик попятился, уткнулся глазами в пол, почему-то разглядывая отцовские ботинки, а Миша так и остался держать расставленными руки, в которые влетел сын.

Не перекинувшись и словом, они разошлись. Отец стал нерешительно подниматься по ступеням, а Сандрик выбежал из подъезда и пустился наутек. Самое важное – бежать не оглядываясь. Тогда все мысли вмазываются друг в друга. Главное – бежать. И придумать себе цель, которая как можно дальше от точки старта. Сандрик жил за несколько кварталов отсюда. Он спешил к матери. Ему показалось, что в точке «Б» она падает в пропасть и никто не успевает ее спасти. Рядом нет ни его, ни отца. В точке «А» вырисовывалась Инесса Альбертовна, нервно курящая у окна. И вот в ее дверь стучат. Она испуганно тушит сигарету и крадется в коридор. Припадает к глазку. И там он: как обычно, деловито прислонившись локтем к двери, смотрит себе под ноги.

Таким Сандрик помнит отца из глазка в двери. Бывало, постучится Миша или позвонит в звонок, если врубили электричество, а Сандрик и так уже в коридоре. И вот стоит Сандрик, выжидает, представляет себя идущим к двери из самой дальней комнаты. И отец нетерпеливо стучит снова. Сандрик никогда не ждал отца домой. А она, у совсем другой двери, ждала.

Добежав до поля, где начинался недостроенный и заброшенный микрорайон, Сандрик не сбавил скорости. Из травы торчали прутья и врытые глубоко в землю блоки. Он споткнулся, и его выбросило метра на два вперед. Сандрик ударился головой о землю, и темнота выжгла на небе пятна, как огонь, разъедающий кинопленку. И потом больше не было ничего.

Сандрик очнулся часа через два, привстал, держась за травмированную голову, в которой не стихал заведенный двигатель какого-то списанного КамАЗа, заправленного мочой. Боль настигала волнами, одна сильнее другой. Сандрик залез на бетонные перегородки, которые должны были стать первым этажом панельки, точно такой же, как их дом. Едва справляясь с болью, он гнал мысли, которые обретали все более четкие контуры. Ему снова захотелось их смазать, но бежать он больше не мог.