Сандрик не решался нажать на дверной звонок, потому что в квартире шумно ругались, и очень не хотелось становиться участником семейных склок. Но мысль о Даньке, который ни в чем не виноват, вдавила палец Сандрика в кнопку. У порога нарисовалась Жанна в обтрепанном халате Сержа и с собственными уложенными волосами. Жанне как-то всегда удавалось выглядеть импортно, экранно, даже когда повседневность подводила.

– Заходи, Сандрик. Данька заждался тебя.

– Угу. Оно и понятно, – пробурчал Сандрик, снимая в прихожей ботинки. Он любил тетю, но чаще был на нее зол. Как-то не получалось гневаться и питать к ней любовь одновременно. Приходилось постоянно балансировать. Сандрику не нравились отношения Сержа и Жанны: уж больно сильно напоминали они былые будни отца с матерью.

– Я каждый день выхожу из зоны комфорта! А ты спроси: почему я это делаю? А? Спроси! Я каждый день выхожу из зоны комфорта, только чтобы эту зону расширить – для вас! Сандрик, заходи. Сейчас будем пить чай. – Выпад Сержа, вбежавшего в прихожую с жутким серым дымом от сигареты в пальцах, восстановил гармонию сцены, прерванной звонком в дверь.

– И где они, милый, результаты? Знаешь, кури в окно! – потребовала Жанна тоном, каким обычно посылают к черту.

Сандрик протиснулся между ними, игнорируя обоих, и поспешил к Дане. Мальчик сидел в зале и отстраненно собирал конструктор.

– Сандрик, а почему острова не уплывают? Их же ничего не держит.

– Потому что острова – это выдумка, – Сандрик приобнял двоюродного брата. – Нет никаких островов. Просто там, где очень-очень низко, все залило водой. А под ней – та же земля. Большая земля соединена с маленькой, хоть этого и не видно.

– Значит, можно надеть скафандр, спуститься под воду и долго шагать, а потом подняться на острове?

– Хватит и акваланга, – рассмеялся Сандрик. – Ты же не в космос летишь.

– Сандрик, а тетя Инга умерла, потому что долго болела? – спросил мальчик, упорно разглядывая пластмассовые детали в руках.

– Мама долго болела, это правда.

– А моя мама тоже умрет?

– Нет, конечно. Жанна не болеет. А почему ты спрашиваешь?

– А я умру?

– Ты не умрешь, Даня. Ты – супермен.

– А мама говорит, что каждый раз, когда она меня целует, у меня прибавляется пять секунд жизни. Если мама умрет, значит, и моя жизнь останется короткой.

Даня умолк и стал усердно разбирать построенный дом. Сандрик хотел ворваться в кухню и встряхнуть там обоих, чтобы в квартире замолчали все. Словно возникла острая необходимость вслушаться в тишину. В ней что-то происходило, но все это пропускали.

– Папа сегодня сказал маме, что она как будто уже не с нами. Это потому что она остров, а мы – большая земля?

Удар по кухонному столу. Обвинения, припрятанные козыри в рукаве. Перечень обид, перечень счастливых моментов. Такая себе любовь по списку. Сандрик мягко положил ладонь Дане на голову.

– Просто там, где очень-очень низко, все сплошь залило водой.

– С тобой, говорит, как в борьбе за коммунизм: жил обещанным будущим, а оно так и не наступило. Дура! – с обидой в голосе бросил Серж, зная, что Жанна не услышит, и одним глотком опустошил рюмку, даже не поморщившись. – Жили взаймы у будущего, но жили ведь. А потом пришло настоящее и свернуло нам шею.

– Хочется назад? – с иронией спросил Сандрик.

Для Сандрика Грузия, которую он запомнил хорошо, была страной свободных скитаний по руинам недостроенных панелек, где можно было частенько напороться на поножовщину, страной ковыряний в парафине рыхлой свечи по ночам, страной купаний в холодной воде в непрогретой ванной. И этот незабываемый привкус «другой» жизни, которую теперь открыто транслировали на экранах, – разве это твердое доказательство собственной причастности ко всему живому могло не нравиться подростку, решившему, что взрослеть можно только так?