– Врача вызвали? Маме хуже? – Ноги распухли, и ботинки будто приварило к ним. Сандрик с силой выдернул их и шлепнулся на пол. Усталость только теперь навалила со всей сдерживаемой до этого силой. – Сейчас. Иду. Скажи, зайду сейчас. Отдышусь.

– Да, «скорая помощь» едет уже.

– Встаю…

– Сандрик, нет Инги больше. Все закончилось, – Жанна нервно вдохнула воздух и выдохнула его с беззвучным судорожным плачем.

– Что ты вообще несешь?! «Скорая» зачем тогда? – Сандрик начал машинально распаковывать керосиновую лампу, но взгляд его медленно стекленел.

– Так ведь. смерть зафиксировать.

То ли дошел, то ли дополз Сандрик до спальни. За окном-сырой ужас, в комнате – тучный мрак. В углу в печке тлели поленья.

– Я помогу тебе во всем, слышишь? – Жанна отчаянно схватила его за руку. Всегда живая, бойкая, сейчас она показалась Сандрику совершенно потерянной.

– Я обмою ее, – исступленно произнес Сандрик.

– Тебе не обязательно это делать. У Инги есть я!

– Я обмою ее сам. Смотри, как она, бедняга, взмокла, – Сандрик дрожащими пальцами коснулся лба матери. На ощупь кожа была мягкая и еще не остыла.

– Воду перекрыли час назад.

– Спущусь, наберу неподалеку. Вскипячу. Достань кастрюли. С остальным я справлюсь, – Сандрик встал и шатаясь отправился вглубь комнаты, к печке. Внутри так живо затрещали поленья, будто сейчас человеческим языком заговорят.

Паром накрыло большое окно, и за ним расплылись очертания белых панелек, как будто это вовсе не они там, а высокие отвесные айсберги на пути, и корабль сейчас врежется в один из них. А может, корабль Сандрика – это ледокол, и есть еще шанс на спасение? Но пар на стекле свертывался в капли и быстро стекал вниз, оголяя подлинное лицо «айсбергов». Внизу напротив дома рабочий демонтировал огромное, вбитое в фасад полезное слово «канцтовары», еще задолго до этого съеденное ржавчиной. Сопротивлялись только голуби, отчаянно оборонявшие свое жилье между выпуклыми буквами.

– Вонища!

По лестнице неровным шагом поднимался пьяный сосед. В подъезде было настолько темно, что казалось, будто следующая ступень – это уже открытый космос.

– Вонища, еб твою мать!

Сандрик не любил ночи в Тбилиси. По ночам часто обкрадывали квартиры. Поэтому он всегда держал на тумбочке у кровати нож, а к входной двери прислонял заполненный старым железным конструктором шуршащий целлофановый пакет. Это служило сигнализацией в случае, если дверь уже открыли. Сандрик гордился своей изобретательностью, но что делать, если воры уже в доме, он и понятия не имел.

С этими непростыми мыслями он встал с кровати и ушел в ванную.

– Свиньи, ба-лять! – снова послышалось в подъезде.

– Да задолбал. Чертов алкаш, – совсем не раздраженно и уже привычно бросил Сандрик, закрываясь в ванной.

Воду отключили. Сливной бачок был пуст и издавал хриплый звук, будто сейчас задохнется. Сандрик зажег свечу, взял ковшик и зачерпнул им из тазика.

Черное пятно ковша с длинной ручкой заблестело созвездием капель. Оно напомнило Сандрику созвездие Большой Медведицы. В отблесках тусклого, короткого света ковш перестал быть атрибутом ванной, и сама ванная, погрузившаяся в темноту, уже не была такой обшарпанной и убогой, а раздвигала свои пространства до бесконечности.

И в момент, когда не осталось стен, а кафельные плитки, раковину, тазик и прочую утварь, медленно вращавшуюся по общей оси, начало уносить в разные стороны, все вдруг выстроилось обратно в одном идеальном, слаженном рывке; кто-то тихо поскреб входную дверь, и это повторилось снова секунд через пять.

Сандрик замер. Поначалу хотелось забиться в черный угол ванной. Все эти истории с ограблением квартир – реальные. Но с тобой-то ведь этого не случится! С тобой вообще ничего не случится. Сандрик тряхнул тазик в надежде, что он издаст тот самый скрежет. Чтобы потом посмеяться над своими страхами и пойти спать.