Позже, когда голод наконец утих, встала перед зеркалом в спальне и принялась разглядывать себя, поворачиваясь туда-сюда и гадая, куда же, черт ее возьми, делась вся еда. Ведь я по-прежнему худая, не прибавила ни грамма.

В школе я чувствовала себя как на иголках. Когда дверь машины в зоне высадки резко распахнулась, я так сильно хлопнула рукой по груди, что в том месте до сих пор болело. Я поправила галстук, часть нашей школьной формы, и попыталась сосредоточиться. Пальцы все еще были грязными и пахли чем-то гнилостным, хотя дома я трижды вымыла руки. Запах исходил от цветов на старом фото. Перед отъездом я вырвала один из глаза Грей. Это был странный цветок с восковыми лепестками и корнями, которые впились в бумагу, словно образуя стежки. Я узнала его: такой узор часто украшал платья, которые создавала Грей.

Дома я поднесла его к лицу и вдохнула, ожидая ощутить сладкий аромат гардении. Вместо этого он пах сырым мясом и мусорными баками. Убрав папку с бумагами обратно в тумбочку, я вышла из маминой спальни и захлопнула за собой дверь. В школе дышалось легче. Кажется, я вновь становилась собой… или, по крайней мере, той тщательно продуманной версией себя, которую я показывала в школе для девочек Хайгейт Вуд. Неподъемный рюкзак, набитый учебниками и книгами по программированию, натирал плечи и угрожающе трещал по швам. Здесь все имело структуру и подчинялось правилам. В свете флуоресцентных ламп среди однообразных костюмов не было места таинственности, свойственной старым, заброшенным домам, лесным зарослям и пустошам. Это место стало моим убежищем, где можно было забыть о странностях моей жизни, хоть я и не принадлежала к этому кругу. Ведь здесь учились дети самых богатых семей Лондона.

По оживленным коридорам я поспешила к библиотеке.

– Ты опоздала на пять минут, – заявила Пейсли, одна из учениц, с которыми я занималась до и после школы. Этой двенадцатилетней девочке явно не хватало роста, зато она умудрялась носить школьную форму так, что это казалось костюмом в стиле бохо-шик. Ее родители прилично платили мне вот уже несколько недель, чтобы я попыталась научить ее основам программирования. Больше всего раздражало то, что Пейсли от природы была сообразительной. И если хотела, осваивала предмет с легкостью и элегантностью, которые напоминали мне Грей.

– О, извини, Пейсли. В качестве компенсации я бесплатно позанимаюсь с тобой еще час после школы. Итак, где твой ноутбук?

Девочка внимательно посмотрела на меня.

– Я слышала, что ты ведьма, – сказала она. Завитки мышино-серых волос падали ей на глаза. – А еще говорят, твоих сестер исключили за то, что они принесли учителя в жертву дьяволу прямо в классе.

Вау! За последние четыре года слухи, похоже, вышли из-под контроля. Хотя еще более удивительно, что до нее они дошли так поздно.

– Я не ведьма, а русалка. Итак, покажи мне свою домашнюю работу с прошлой недели.

Я включила ноутбук и открыла учебник там, где мы остановились в последний раз.

– Если ты не ведьма, почему у тебя белые волосы?

– Я их осветляю.

Вранье. На самом деле через неделю после того, как Грей и Виви ушли из дома, я попыталась покрасить их в темный цвет. Купила три коробки краски, нанесла на волосы и провела дождливый летний вечер, попивая яблочный сидр в ожидании результата. Прежде чем смыть ее, отсчитала сорок пять минут, как рекомендовано в инструкции, а потом на всякий случай посидела еще немного, с волнением ожидая, что вот-вот увижу новую себя. Все это напоминало сцену из шпионского фильма, где главный герой ударился в бега и пытается изменить свою внешность в туалете на заправке.