Фандер останавливается на парковке высоченного современного дома и присвистывает:

– Как эта штука стоит и не заваливается набок?

– Да уж, Траминеру до такого далеко. Это небоскреб. В Экиме все обожают забраться повыше.

– Ты же говорила, мы приедем в городок на окраине.

– Это и есть окраина Экима. – Нимея смотрит на часы. – В темноте нечего соваться в Аркаим, мы не доедем даже до ближайшего мотеля, там на каждом повороте какие-нибудь придурки, мечтающие отжать твою тачку. Пошли. Переночуем у Лю Пьюран, моей подруги.

– Это та бесцветная мышь?

И тут же на Фандера, успевшего открыть дверь машины, оборачиваются несколько экимцев.

Они все пепельноволосые с прозрачными глазами и белоснежной кожей.

– Тут так не говорят, – ворчит Нимея, пихая дверцу «ФастераМаркоса» бедром.

– У тебя везде есть друзья?

– Нет, в Аркаиме придется довольствоваться мотелем или вроде того. Так что, возможно, это твой последний шанс разместиться с комфортом.

После застрявшего в средневековье Траминера Эким кажется шагом на пару сотен лет вперед. Он быстрый, шумный и яркий, как конфетка в шелестящей фольге. Прямо у жилого дома уличные музыканты играют какую-то рваную громкую музыку со множеством басов, она доносится из колонок, а в воздухе рисуется пульсирующими вспышками розового и алого. Вывески сверкают неоном, очень много люминесцентных ламп и светящихся экранов, отчего у Фандера уже подступает к горлу тошнота. Он выглядит дезориентированным, будто сейчас спрячется в машине, из которой только вылез.

– Идем в дом, – бормочет Хардин, глядя по сторонам.

– Ты похож на дикаря, – сообщает ему Нимея.

Фандер уверен, что не просто похож, он и есть дикарь. Всю жизнь траминерцы были убеждены, что они – высшее звено, лучший класс человечества. И вот одна минута на улице Экима убеждает, что это даже близко не так.

– Почему кому-то вообще пришло в голову отсюда переезжать в Траминер? – шепчет Фандер, не отрывая взгляда от завораживающей люминесценции. Это огромный мост вдали переливается всеми цветами радуги.

Оказывается, мосты бывают вот такими, не деревянными скрипучими строениями, опасно кренящимися от порывов ветра, а из металла и стекла, как в сказке.

– Потому что тут очень много умных и талантливых, – пожимает плечами Нока. – Поэтому на всех рабочих мест не хватало. Деньги, которые платил один траминерский аристократ экимцу, тут – просто огромные. В Траминер уезжали на заработки, сюда слали деньги. В Экиме все стоит очень, очень дорого, поверь мне. А бедняков тут немерено.

Нимея тянет Фандера за собой, он оборачивается на парковку и хмурится. В ряду красивых современных машин тачка отца кажется старым гигантским корытом. Экимские автомобили низкие, обтекаемые. Хардин наблюдает, как молодая девушка с волосами, убранными в две гладкие шишки, парой взмахов руки очищает крошечную красную машину от пыли, улыбается собственному отражению в отполированном капоте и спешит к подъезду небоскреба.

– Они так странно одеты, – бормочет Фандер, с подозрением присматриваясь к прохожим.

В Траминере он не обращал внимания на одежду. Она вся серая или черная, классическая и очень закрытая. Вечные ветры и дожди лишили народ даже шанса одеваться красиво. И на нем, и на Нимее черные спортивные бесформенные костюмы, привычные глазу, но люди в Экиме выглядят иначе.

На девушках легкие обтягивающие платья, парни в льняных шортах и футболках. Все будто хотят сильнее раздеться и явно этого не стесняются.

– Это мы странно одеты, – закатывает глаза Нимея. – Идем уже, хватит пялиться.

Предположение, что в Экиме все из стекла, подтверждается, когда они входят в подъезд, выглядящий как огромный аквариум. На Фандера накатывает незнакомая ранее паника. Он привык заходить в дома и оказываться в уютной ракушке, защищенной от внешнего мира. Тут, стоя в помещении, он чувствует себя словно под стеклянным колпаком из-за прозрачных потолков и стен.