– Как всегда: каша в голове…

Она кивает и не говорит ни слова. До сих пор непонятно, как именно работает сила Омалы, но иногда после того, как она проделывает «это» с Энграмом, он забывает, как жил последние дни.

Наверное, не стоит рассказывать о смерти, похоронах, а потом воскрешении Фандера, так что Нимея прикусывает язык и молча ждет, когда Энг сам заговорит.

– Ты как? – Он прижимается своим лбом к ее будто для поиска равновесия, Нимея улыбается:

– В норме, развлекаюсь. Дождешься меня?

– Конечно, куда я денусь. – Он смеется, трется о ее нос своим, как маленький, и отстраняется.

Теперь Энграм может рассматривать Нимею, изучать каждую черточку ее лица, его губы то и дело дергаются от мимолетной улыбки.

– Ты уставшая.

– Не спала.

– От тебя пахнет булочками… как всегда.

– В сумке мой обед, не смей претендовать, я голодная.

Он не отшучивается, молча кивает:

– Ты уезжаешь?

– Да. Сейчас.

– Я буду скучать.

– Я тоже. – Голос опускается до шепота, и в груди давит.

– А ты скоро?

– Скоро…

Главное не начать глотать слезы.

– Ты очень нравишься моей маме, – смеется Энграм, откидываясь на спинку дивана. Ему явно тяжело находиться в вертикальном положении, но как только он удобнее устраивается на подушках, тянет Нимею за собой, чтобы она легла рядом.

– Так, я полежу с тобой, но недолго, три минуты.

– Ага… Так вот, она шагу не ступает, не вспомнив тебя.

– Угу… – Нимея держится, чтобы не всхлипнуть, потому что Энг звучит совсем как раньше. Сжимает ее плечо ослабевшими пальцами, как раньше. Пахнет почти как раньше, только теперь остро-мятный запах одного из его лекарств въелся в кожу и футболка пропахла антисептиком. На теле Энга то и дело появляются язвы, которые Омала обрабатывает противной зеленой жижей, пока это возможно. Потом отматывает время вспять, пока кожа не станет снова гладкой. Она говорит, что внутри него такие же язвы. Органы, кости, кровеносная система – все поражено отравленной токсичной кровью.

– Все время тараторит: так сказала Нимея, Нимея сказала тут покупать, придет Нимея, и спросим. Смешно… Вспомни, как было раньше. Она на дух тебя не переносила и в жизни бы не пошла тропинкой, которой ходишь ты.

Он замолкает, будто в ожидании ответа, но Нимее нечего ему сказать, и, когда молчание затянулось, она, подняв голову, обнаруживает, что Энг спит. Вот так, посреди разговора.

– Скоро буду, – шепчет она на прощание.

Он ворочается, устраиваясь удобнее.

– Нимея? – тихо говорит он.

– Что?

– Спасибо, что пришла…

– Ты уже говорил.

– Как всегда, каша в голове.

Если она захочет, их разговор может начаться заново, и так по кругу. Беседы с Энгом совсем как настоящие, только вот он мало что запоминает.

Можно продлить агонию и еще немного посидеть рядом, а можно уйти. И Нимея из тех, кто уходит.

Внизу полным ходом идут сборы. Багажник уже забили одеждой на двоих. Нашлась еще одна банка крекеров, но Мейв, очевидно, против того, чтобы ее отдавать, и посматривает на хозяйку недовольно. Омала уже готова картины снимать со стен и упаковывать с собой, так что Нимея торопливо сбегает по ступенькам, чтобы остановить безумие.

– Так, нам не нужно все это. Все-все-все, достаточно. – Она забирает у Омалы стопку любовных романов, а та лопочет, что вечерами может стать скучно. – Я готова к дороге, все хорошо, нам всего достаточно, позаботьтесь лучше о себе.

Если говорить очень быстро, образ Энга сотрется в голове и непременно пропадет ком в горле. Нимея не плакса, но даже у нее его вид вызывает истерику.

– Нимея, дорогая…

На мать Энга невозможно смотреть без нежности. Она настолько нуждается в Нимее, что девушка уже привыкла к этому и сама не может обойтись без того, чтобы заботиться об этой женщине. Это похоже на содержание питомца, с той лишь разницей, что Омала содержит себя сама. В остальном – один в один.