– Кто ты? – спросил он пораженно, отмечая, что ветви вечнозеленого лавра обрамляют ее фигуру, точно резная рама.

Девушка чуть склонила голову рассматривая уставшего, вспотевшего от кружения по лесу мужчину и не отвечая поманила его за собой. Поражаясь себе, художник пошел за ней и незаметно вышел на опушку рощи, отделяющей замок от пахотных полей.

– Спасибо! – он обернулся, но девушки рядом уже не было.

Вернувшись в замок Ричард забросил ягдташ и лук, открыл свою старую мастерскую, в которой когда-то делал первые наброски под руководством наставника и сидел там всю ночь при свете масляного светильника.

Утром спрятав наброски в сундук, он приказал вымыть и вычистить стекла в помещении, чтобы утренний свет правильно падал на подрамник, перебрал старые краски и отправил нарочного в город за свежими. Вытащил с кухни поваренка, растирающего специи для пряного пирога и усадил его тереть алебастр для грунтовки. Потом с разрешения матушки замучил экономку, пока она не выдала «меньшому графенку» самый лучший холст, который только нашелся в ее кладовых и после этого пропал за тяжелой дверью.

Слуги трижды в день ставили под дверью поднос с едой и иногда даже обнаруживали на нем откушенную булочку, вымазанную краской или кости от жаркого, но чаще всего еда возвращалась на кухню холодная и нетронутая.

Всерьез озабоченная поведением отпрыска графиня попыталась заслать к нему шпиона в виде миловидной горничной, но ее не пустили даже на порог. Попытки разглядеть что-либо через огромные окна тоже провалились – впрочем слуги уверили госпожу, что ее сын не сошел с ума и не пьет втайне графское вино, просто непрерывно работает над огромной картиной, изредка требуя краски.

Прошел месяц, ее светлость как обычно завтракала на любимой террасе, а лакей все так же стоял истуканом у кофейного прибора. Неожиданно сверху спустилась веревка, и по ней на сливочные плитки пола спустился лорд Ричард. Он был одет в чистое и чисто выбрит, волосы еще сверкали каплями воды, но от прежнего цветущего вальяжного молодого человека осталась от силы половина!

Рубаха болталась на нем, словно была с чужого плеча, а ведь судя по меткам, это была его собственная сорочка, которую он носил до отъезда в столицу!

– Доброе утро сынок, – графиня сохранила невозмутимость и кивнула лакею: – прибор для лорда Ричарда!

На белоснежной скатерти тотчас появилась сервировочная тарелка, затем блюдо для яичницы и необходимые приборы.

– Спасибо, мама! – сын чмокнул графиню в щеку, сел за стол и с бешеным аппетитом набросился на поданные ему кушанья.

Леди Магда молча пила кофе, ожидая пока сын насытится. Граф появился на террасе как всегда с опозданием, но увидев сына мрачно кивнул и сел на выдвинутый лакеем стул. Ему так же незамедлительно подали прибор и завтрак. Графиня Самбурская во всем ценила порядок и предусмотрительность. Если бы сейчас на террасу выбежала ее младшая дочь, в сундучке с приборами нашелся бы куверт и для нее.

Доев яичницу с ветчиной и огромный кусок сырного пирога Ричард блаженно откинулся на спинку стула и посмотрел на яркое голубое небо. Пожалуй, только сейчас он начал понимать, почему мама так любит пить утренний кофе именно здесь.

– Благодарю, мама, это было великолепно! – искренне сказал он.

– Я рада, что ты вышел из своего заточения сынок, – осторожно сказала графиня, – может покажешь над чем ты работал так долго?

– Не сейчас, – Ричард стал серьезным, – сначала я должен убедиться, что все получилось так, как я хотел.

Граф тоже заметил болезненную худобу сына, но решил не вмешиваться в разговор. Отношения с детьми он строил по принципу «я люблю вашу мать, даю вам деньги, а все остальное пожалуйста без меня». Так что графине частенько приходилось служить посредником между амбициозным старшим сыном и мрачно самоуверенным супругом.