– Хорошо, – сказал он, уже зная, что его согласия в общем-то и не требуется. – Привет, Люк! Я Дэниел Хилл.

Люк и Дэниел пожали друг другу руки.

– Приятно познакомиться, сэр, – когда Люк опустил руку, то Дэниел заметил, что запачкал его бежевой краской.

– Ах, вот дерьмо… Люк, я тебя замарал, – сказал Дэниел.

– Дэниел! – воскликнула Нора, указывая, чтобы он следил за своей речью.

Люк посмотрел на свою ладонь.

– Ничего страшного! – улыбнулся он и вытер руку об джинсы.

И тогда Дэниел обратил внимание на татуировку, изображающую паутину, на кисти мальчика.

– Интересная наколочка у тебя. Сколько тебе лет, парень?

– Ему семнадцать, папа, – сказала Алиса, желая, чтобы отец уже наконец ушел в дом и не ставил их в еще более неловкое положение.

Дэниел посмотрел на Алису, а потом опять на Люка.

– Семнадцать, да? А вот эта Стиви Никс тоже стоит на семнадцатилетнем рубеже.[6]

– О, а я думал, что она сказала, будто ей должно скоро исполниться шестнадцать, – сказал Люк.

– Шестнадцать, да, верно, – сказал Дэниел, улыбнувшись и вновь посмотрев на Алису сверху вниз. Хлопнув Люка по плечу, он произнес: – Ты уже помог мне. Скажу тебе вот что: как бы ты ни помогал мистеру Блэтти, я очень это ценю.

– Спасибо, мистер Хилл! Я присмотрю за вашим участком. Я не подведу вас, – сказал Люк, снова откидывая волосы с лица и протягивая руку для закрепления договора.

Дэниел сжал его ладонь и посмотрел прямо в глаза.

– Знаю, что не пожалею, Люк, – сказал он, проверяя кости Люка на прочность.

Люк удержался от того, чтобы вздрогнуть, но ясно ощутил предупреждение. Дэниел разжал ладонь и развернулся к двери.

– Пойду, докрашу. Приходи и приступай к стрижке, когда окажешься готов.

– Да, сэр.

– Зови меня Дэниел, – донеслось с лестницы.

– Спасибо, что пришел, Люк, – сказала Нора.

– И вам спасибо. Было приятно познакомиться, – сказал Люк, спускаясь с крыльца.

– Пока, – ответила Нора, улыбаясь.

Она посмотрела на Алису, наблюдавшую, как парень уходит прочь.

– Можешь помочь мне с ужином, дорогуша?

– Конечно, мама.

Нора отправилась на кухню. Алиса обернулась на Люка, который уже подошел к краю подъездной дорожки.

– Увидимся позже!

Он обернулся, улыбнулся и помахал татуированной ладонью.

Позже той ночью Нора лежала в кровати, уставившись на подвешенный к потолку вентилятор. Дэниел посапывал рядом, заснув около одиннадцати часов вечера. Нора посмотрела на электронный циферблат под телевизором и увидела, что тот показывал уже 3:10. Она уронила голову на подушку и ощутила, как та пропиталась по́том. Вытерла мокрый лоб и горестно вздохнула.

Их новая система кондиционирования воздуха не справлялась со своей работой. С тех самых пор, как они въехали, Нора совершенно не высыпалась в удушливой атмосфере второго этажа. Спальня оказалась настолько большой, что в ночной тьме напоминала пещеру, которую невозможно охватить взглядом. Нора до сих пор не могла привыкнуть к обстановке, так как они постоянно переставляли вещи с места на место. Ей не нравилось открывать глаза и видеть в темноте незнакомые очертания. Стопка коробок у изножья кровати или высокий торшер в углу могли казаться чем-то, чем они на самом деле не являлись. Также новый дом издавал звуки. Скрипящее дерево, завывающий на улице ветер, качели на крыльце, типичное шумовое сопровождение сельской Западной Вирджинии – сверчки, совы, древесные лягушки – не способствовало тому, чтобы Нора могла заснуть или продолжать безмятежно спать.

И вышеперечисленное составляло лишь физический аспект ее бессонницы.

По ночам чувство вины вылезало на сцену. Когда только Дэниел проваливался в сон (что происходило обычно через несколько минут после того, как его голова касалась подушки), и когда Нора осознавала, что только она одна в целом доме до сих пор не спит, ее разум начинал воспроизводить прошедшие события. Так как она жила с психотерапевтом долгое время, то понимала, что именно происходит в ее голове. Пересматривая сделанные ошибки, она подсознательно контролировала ситуацию. Также она была способна менять принятые решения и получать иные результаты. Но иногда она просто оживляла воспоминания, и не важно, как стыдно ей от них становилось впоследствии.