– Петрович, жги! Баня для русских! Янки гоу хоум.

– Холодно что-то, поддай!

Первый иностранец не вытерпел и с какими-то проклятиями на испанском вылетел из парной. Трое оставшихся держались. Наши тоже постепенно сдавались.

– Сдохнешь тут с этими санкциями, – с этими словами из «медного быка» вылез пухлый мужчина с затылком профессора. Вскоре наверху остался один иностранец и горстка бывалых. Наши отчаянно вопили:

– Дожмем пармезан!

Я практически лег на пол, но терпел. Из любопытства. Рядом со мной вжался в доски «экскурсовод».

– Помрет же сейчас…

Он не выдержал и взмолился:

– Я вас очень прошу, предлагаю ничью, убьем парня – меня ж посадят.

– Ну что – ничья?!

Крепкий, сука, ну ладно, дадим гражданство, если что. Ничья!

Испанец стек в душевую, но лицо его светилось счастьем. «Дембеля» жали ему руку и стыдили остальных. Никто ничего не понимал, но было весело и интернационально.

Я гордился теми и другими, думал о простоте международных отношений и вспомнил неоправданно забытую уморительную историю из девяностых о «негре» в бане. Заранее прошу прощения, в данном произведении «негр» используется как исторический эвфемизм и цитата. Обиженные могут назвать меня «снежком». А так, разумеется, мы говорим об афроамериканцах, но в 94 году мы этих слов не знали, и их точно не знали основные герои рассказа.

Переходим к основной части этой предельно романтической истории.

Девяностые. Еще недавно американцев мы видели только по телевизору, затем они стали присылать нам гуманитарную помощь и наконец приехали сами. Авантюристы, туристы, экономисты, представители бесконечных фондов и, разумеется, студенты по обмену. Уже сейчас я понимаю, что даже студенты были авантюристами, иначе как объяснить столь необдуманный поступок молодого человека из благополучной страны. В Америке, как мы знаем, есть не только белокожие, но и их антиподы, которые тоже решили попробовать Россию на вкус.

С одним меня свела студенческая судьба. Звали его по нынешним временам эпически – Карл.

Карл, его звали Карл. Карл! Карл!

Тогда его имя вызывало другие ассоциации. Он никак не мог понять, почему его все спрашивают про кораллы, а один из нашей тусы даже попытался перевести скороговорку на английский. Венцом каждой вечеринки с участием Карла было чтение им знакомого всем с детства речитатива.

Мы пили спирт Рояль с вареньем и ухохатывались над дутыми губами, пытающимися произнести заветную Клару и Co.

Я хорошо запомнил Карла. Некоторое время мы переписывались, и каждый раз, заходя в бургерную Carl’s Junior, я думал, что надо бы узнать, как там мой загорелый друг.

Карл был американец, по-моему, из Сиэтла, приехал по обмену чуть ли не в Кулек (Институт Культуры), сейчас не вспомню уже. Был тщедушен и стеснителен. В какой-то несуразной одежде, с грустными глазами и веселыми скулами. Черный как ночное море, то есть с чуть заметным отблеском.

Виделись мы нечасто, он был из другого ВУЗа, и пересекались только на квартирных тусовках. Тем не менее я как большой международник показал парню музей и однажды позвал в баню.

Меня самого туда пригласили, скажем так, спортивного вида товарищи. Они предупредили, что баня общая и будут также дружественные представители организованной преступности, которые тоже любят народные традиции.

Прибыли вдвоем в самый разгар мытья. Встретили нас сначала тишиной, а потом дружной сатирой уровня школьных анекдотов:

– Саня с рубероидом пришел, а крыша у нас вроде не течет, да, Серега? – рука Сереги была размером с пол Карла.

– Свет не выключайте, проебем негра. Как его найдешь в темноте.

– Не мог негритянку братве подогнать?!