И тогда я поняла, что всё кончено.

– Как ты могла, Раиса? – поражённо прошептал Андрей, не в силах оторвать взгляда от моих ног. – Мы ведь так хорошо к тебе относились. Как ты могла так притворяться?

Я хотела сказать ему «извините», но слова застряли в горле. Разве за то,

что я собиралась сотворить, извиняются?

Не знаю, что там Полонские сказали гостям, но те разъехались быстро и тихо. Полиция прибыла через пятнадцать минут. Надеюсь, к этому моменту Кирик уже скрылся подобру-поздорову. Впрочем, он всегда был сообразительным парнем.

Оперативная группа состояла всего из двух человек. Оба примерно одного возраста, один рыжий со светлыми глазами, а второй – темноволосый и очень кудрявый. Один сразу начал допрашивать Полонских, а второй принялся за меня. Не зная, какую тактику поведения выбрать, я молчала. Взять себя в руки и трезво оценить ситуацию не получалось. Взгляд Андрея Полонского преследовал меня, мешал сосредоточиться. В этом взгляде ветер

обиды гонял выцветшие фантики обманутых надежд.

Брр! Такой сволочью я себя ещё не чувствовала…

И пока чернявый крутился по дому, высматривая каждую мелочь, рыжий терзал меня простейшими вопросами, которые почему-то отупляли. Наверно, как раз потому, что они были простейшие. Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения? Место прописки? Семейное положение? Место работы? Знаком ли мне Яков Полонский? Что я пыталась вынести из его дома? Есть ли у меня сообщники? И снова… Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения? Место прописки? Что я пыталась вынести из дома Полонского?

То, что я пыталась вынести из дома Полонского, сейчас лежало на журнальном столике, приковывая взгляды присутствующих. Лица с картины будто бы смеялись надо мной.

Чернявый полицейский заявил, что картину в качестве вещественного доказательства они пока заберут с собой. Якову Михайловичу это явно не понравилось, но спорить он не стал. Гораздо интереснее ему было наблюдать, как закидывает меня вопросами рыжий полицейский. Слуга закона уже долгое время сидел напротив, я успела изучить весь его облик: черты лица, покрой формы, погоны с двумя большими звёздами, немного косящий правый глаз.

На вопросы я не отвечала. Единственное, чего хотелось, – перемотать воображаемую ленту своей жизни назад и предотвратить это громкое фиаско. Пока я обхаживала Марину, надо было втрое внимательнее следить за девчонкой. Моя ошибка. Кстати, когда Марину вызвали для допроса, она демонстративно отводила от меня глаза, при этом сияя тульским самоваром.

Полицейским, кажется, надоело слушать моё молчание. Даже не разрешив переобуть туфли на высоких каблуках, которые стали ощутимо натирать ноги, они запихнули меня на заднее сиденье старого "фольксвагена" с длинным кузовом. По белому боку шла синяя надпись «ПОЛИЦИЯ– МОСКВА».

Сказав что-то напоследок Якову Полонскому, кудрявый сел за руль. Наверное, пообещал, что меня закроют всерьёз и надолго. Рыжий, бережно нёсший тубус с картиной, примостился на сиденье рядом с водительским.

– Может, разрешите хотя бы кофту взять? – вяло поинтересовалась я.

Не обратив на меня малейшего внимания, кудрявый завёл машину и выехал со двора. Странное молчание повисло в салоне.

Поджав коленки, я обняла себя руками, пытаясь натянуть платье до ступней. Конечно, я преступница и вообще асоциальный элемент, но это не повод относиться ко мне, как к скотине!

– Хорошие нынче погоды стоят, Агафон Аристархович, – вдруг сказал рыжий, мечтательно глядя в окно, за которым мелькало бесконечное поле. – Осенняя пора – очей очарованье! Вы всегда казались мне похожим на Александра Сергеевича.