Сентябрьский сон взбаламутил давний осадок. На этот раз Гвидон почувствовал неизбежность разоблачения — и кожей, и каждой шерстинкой. Кусочек теплой осени, солнечный октябрь, разлинованный золотым листопадом, он потратил на приведение дел в порядок. И на обдумывание планов, претерпевших некоторые изменения за годы. Письмо по-прежнему лежало в брошюре — переезжало из Лисогорска в Усть-Белянск, снова в Лисогорск и в Ключевые Воды. Гвидон его перечитал, и не стал ни переписывать, ни исправлять. В конце строк стояла дата. Этих показаний, зафиксированных по относительно свежим следам, должно было хватить за глаза.

Он порадовался тому, что не завел долгосрочных отношений. Сколько раз Светозар пытался его пристроить в хорошие руки — не перечесть. Гвидон наловчился сбегать со второго свидания: на первое его конвоировали, а на втором-третьем оставляли без присмотра — можно было прыгнуть в машину и смыться на рыбалку на три дня. А потом месяц прятаться по гаражам, коротая выходные, чтобы не попасться на глаза Светозару. Наверное, если бы промелькнула искра, он бы поддался искушению, подбросил дров в любовный пожар. Но ни Камул, ни Хлебодарная не дозволили ему встретиться со своей половинкой — уберегли волчицу от связи с преступником и позора.

Имуществом Гвидон так и не обзавелся. Светозар ему регулярно пенял «живешь, как в тюремной камере», и не подозревал, что стрела попадает в цель. Когда-то решил не привыкать к хорошему, чтобы потом в тюрьме не сложно было, и так и покатилось по колее — покупка посуды или мелкой мебели была событием. Привык обходиться минимумом, вещами, перепадавшими со склада.

В ящике шкафа лежала пачка купюр. Гвидон тратился на моющие средства, запчасти для машины, бензин. Кормил волков из своего отделения, оплачивая счета в блинной. Иногда покупал рыболовные снасти. Деньги почему-то никогда не заканчивались. Три года назад у него появилась дополнительная статья расходов: он начал помогать вдове, жене сослуживца, погибшего при исполнении обязанностей. Поначалу в Лисогорске на помощь сбрасывались все, а потом, когда Владе и сыну оформили пенсии, отвозили только подарки на праздники. Гвидон своего отношения к делу не изменил, регулярно ездил в Лисогорск и вручал конверт с частью своей зарплаты, не слушая возражений.

Скопившуюся сумму он решил отнести Владе. Это укладывалось в новый план. Он уже не думал ни о смерти во благо, ни о восстановлении справедливости — за пятнадцать лет все следы выветрились, свидетели позабыли показания, а земля изменила рельеф. У него появилась идея, попахивающая безумием. Вручить свою судьбу в руки Камула. Без страховки в виде достижений цивилизации, отправившись в изгнание. Ненадолго заглянуть в дом Влады в Лисогорске, оттуда двинуться в заповедник в Закатных горах, уйти туристическими тропами в сторону Антанамо и Гнилой Балки. Посмотреть на свою могилу. На памятник. Извиниться перед Яблоновским, поблагодарить его за подаренные годы спокойной жизни. На этом планы заканчивались.

Ключевые Воды и Гнилую Балку разделяло семьсот километров. Шоссе, железная дорога, три перевала, несколько туристических маршрутов через заповедники. Ехать на машине не имело смысла — тормознут не на первом посту, так на третьем. Зачем подставляться, если собираешься урвать еще немного вольной жизни? Он снял второй гараж и изучил расписание местных автобусов и электричек, чтобы добраться до дома Влады, отдать деньги и затеряться в горах, которые никто не будет прочесывать из-за одного беглеца — слишком много нужно потратить сил и средств на такие поиски.