– Ну ладно, хватит, – заявила мама. – Покончим с историей про ванну. Кому еще свиной запеканки?

Все в унисон затрясли головами, кое-кто беззвучно промямлил «нет, спасибо». Я пожал плечами и вежливо смирился с очередной добавкой. В конце концов все сдались и позволили наполнить тарелки; скоро наступил вышеупомянутый момент – мы сидели, откинувшись на спинки стульев и поглаживая животы, твердо уверенные, что больше никогда, никогда в жизни не ощутим голода.

– Бабушка, – предложил Уэсли, – тебе нужно вести кулинарное шоу на телевидении. Так вкусно готовишь, просто ж… а слипается.

Слово сорвалось с языка сына прежде, чем он понял, что сказал. Уэсли посмотрел на меня, и я в ответ посмотрел на него. Затем он перевел взгляд на бабушку, на дедушку, и они тоже посмотрели на него. Хейзел разинула рот, так что он напоминал пещеру. Мейсон не донес до рта картофельное пюре с подливой, и оно шлепнулось обратно на тарелку. Логан рассеянно выковыривал что-то из носа – или, наоборот, что-то туда запихивал.

Мама усмехнулась, стараясь сгладить неловкость. Папа мотнул головой, пряча ухмылку. Уэсли покраснел и забормотал:

– Прошу прощения. Я хотел сказать «попа слипается», но решил, этого недостаточно, чтобы воздать должное бабушкиному ужину.

Несколько секунд мы сидели, обдумывая столь невнятное объяснение.

Папа снова мотнул головой, пробурчал что-то примирительно, а затем встал и начал собирать со стола посуду. Все немедленно бросились помогать.

Пока мы с Уэсли несли на кухню стопки тарелок, я накинулся на него.

– Перед моими родителями! Как это понимать?

Я просто не придумал, какую выволочку устроить сыну, чтобы не прослыть старым ворчуном.

– Да ладно тебе, пап. Наш дедушка фермер. Ты считаешь, он не употребляет всякие такие слова? Допустим, если его… укусила корова?

– Корова? Укусила?

– Ну, не знаю. Или трактор переехал цыпленка. Или еще что-то в этом роде.

Я тяжко вздохнул.

– Ты меня разочаровал.

Уэсли стряхнул тарелки над раковиной и отправил в посудомойку.

– Наверное, мне нужно почаще играть на телефоне в ферму.

– Дважды разочаровал.

– Или бросить школу и стать фермером.

– Пожалуйста, прекрати.

И тут в дверь позвонили. Все разом посмотрели вверх, словно ожидали, что с визитом явится сам Господь Бог.

– Наверное, тетя Эвелин, – предположила мама.

Все любили мою сестру – не меньше, чем мамины вкусности, – и потому разом бросились открывать. Даже стул опрокинули.

Нет, это оказалась не тетя Эвелин.

Папа открыл дверь. Я стоял за его плечом и сквозь стекло и москитную решетку увидел незнакомого человека. Петли издали резкий скрипучий звук, дверь распахнулась полностью. Гость отступил от порога, позволив лучше рассмотреть себя. Явно весь на нервах – все мышцы и загорелая кожа напряжены; стоит, потупившись, словно явился сознаться в ужасных прегрешениях.

– Я могу вам помочь? – спросил папа.

Незнакомец потоптался на месте, по-прежнему не поднимая глаз и перебирая кончиками пальцев, будто играл на музыкальном инструменте. На вид лет тридцать пять, возможно, ближе к сорока. Точнее сложно определить – лицо и шея мужчины терялись в кустистой бороде. Русые волосы были тщательно зачесаны на одну сторону и щедро смазаны маслом, так что голова сияла, словно бронзовая.

– Сэр? – папина интонация сменилась на решительную. Он давал визитеру понять, чтобы тот поскорее объяснил причину своего присутствия здесь, иначе ему грозят неприятности.

Мужчина наконец поднял взгляд. Таких темных глаз я еще не видел. Белки влажные, лицо отекло – он недавно плакал?

– Я… простите меня, – забормотал он. – Я никому не причиню вреда. Никому, сэр.