Мужик в ушанке разогнулся и уставился на нее с любопытством.

– Кто такая? Чего в сугробе расселась? Думаешь, тут тебе диван? – Он протянул Веронике огромную, красную от мороза лапищу. Она взялась за нее и с трудом поднялась на ноги.

– Я ваша новая соседка. Живу вон там. – Вероника махнула рукой в ту сторону, где за старенькими крышами высился их огромный дом.

– А, вот, значит, кому Колька свой дворец продал. – Мужик смерил ее оценивающим взглядом. – Ну, будем знакомы. Василий я.

Вероника в испуге отшатнулась. Неужели это тот самый пьяница Василий, который бегает по деревне с топором? В мужике, однако, не было ничего устрашающего. Обычный, слегка небритый, нос и щеки красные от холода, но спиртным не пахнет.

– Ты че так смотришь? – Он достал из кармана ватника пачку сигарет и закурил.

– Н-ничего, так просто, – выдавила Вероника.

– А я гляжу, тачки все какие-то к Колькиному дому подъезжают, что-то везут. Ну, вы, я вижу, обустраиваетесь нормально?

– Да, все хорошо.

– Если что-то понадобится – прибить там, прикрутить, послесарить, – обращайтесь. Я тут в Плацкинине нарасхват, почитай, один мужчина на все село. А остальные все – тетки, вдовые да холостые. От них помощи не дождешься.

– Хорошо, спасибо, я обязательно передам мужу. А вы заходите в гости.

– Некогда мне по гостям шататься, работы по горло. Но учту. Может, в воскресенье загляну на коньячишко. – Мужик громко заржал и снова полез в двигатель.

Вероника свернула с центральной улицы и пошла по узким заметенным тропкам к дому. Она еще издали заметила одинокую темную фигуру у ограды. Сердце ее ушло в пятки. Опять? Первой мыслью было бежать обратно и звать на помощь Василия. Вероника развернулась было, но, увидев цепочку своих следов в сугробах, передумала. Пока она добежит, бомж сто раз ее догонит. Она медленно и обреченно пошла к калитке. Седой оборванец терпеливо ждал, пока Вероника приблизится.

– И где это тебя носит? – Нос и рот его были покрыты грязным, неопределенного цвета шарфом, из-под которого голос звучал глухо и неразборчиво.

– Что вам нужно? – Вероника постаралась не подавать виду, что отчаянно трусит. В конце концов, это же не бандит, а обычный бездомный. Таких в Москве огромное количество, и никто на них не обращает внимания. Чего же здесь бояться?

– Пусти меня в дом. Мне надо.

– Нет, это исключено. Хотите, я вам денег дам? – Вероника раскрыла было сумочку.

– Закрой, – приказал бомж. – Мне не нужны деньги.

Они стояли друг напротив друга, она видела, как из-под шарфа клубится пар от его дыхания. Несколько секунд висело молчание.

– Не пустишь? – спросил бродяга, и Веронике показалось, что голос его дрогнул.

На мгновение она почувствовала что-то вроде сомнения. Может, пустить? На пятнадцать минут. Этого хватит, чтобы он согрелся, хотя бы чуть-чуть. Дать ему горячего чая, хлеба… Седой словно услышал ее мысли – взгляд его сделался более осмысленным, он снял шапку и пригладил седые космы, потом нахлобучил ее обратно. С губ Вероники уже готовы были сорваться слова, но она вдруг опомнилась. Что это с ней? Пустить в дом чужого человека, да еще такого – странного, страшного, оборванного? Мало ли что он может натворить? Да и неизвестно, не болен ли он какой-нибудь заразой.

– Простите, но нет. Не пущу.

Бомж наклонил голову.

– Зря ты так. Вообще, все зря.

– Что все? – не поняла Вероника.

– Все вот это. – Он кивнул на дом. – Ты умрешь скоро. Очень скоро.

Он сказал это так буднично, словно речь шла о прогнозе погоды. Вероника почувствовала, как сдавило грудь.

– Что… что вы несете…

– Не станет тебя скоро, вот что. А дом мой. Поняла – мой! – Он повернулся и зашагал по сугробам к лесу.