Петр: – Что-то мне подсказывает, что это недоразумение, и его выпустят.

Лидия: – Как его зовут? Он ваш земляк?

Петр: – Борис. Он поэт. Как ни удивительно. И пишет стихи. Есть немного странной прозы. Дело в том, что он описал в своем рассказе то, что с ним произошло буквально через полгода.

Лидия: – Вот видите! Он же не человек вовсе.

Петр: – Ну, как не человек, живой человек. Из плоти и крови.

Лидия: – Петр, я боюсь читать сценарий до конца. И вам не советую браться за него.

Петр: – Как же это возможно? Мне он понравился. Хотя, если вы откажитесь, то едва ли мы будем это снимать. Искать другую актрису? Стоит ли?

Лидия: – Я вам сценарий верну. Это огромный соблазн оставить его у себя. Может быть, через несколько лет вы вернетесь к этой идее, но сейчас – это ТАБУ. Другую актрису искать не нужно.

Петр: – То есть вы хотите сказать, что надо снимать что-то другое. Совсем другое?

Лидия: – Да. Напишите сами или возьмите что-то у других сценаристов. Другой сюжет, другая история. Там уж сами разберетесь, ВВЕРХ или ВНИЗ. А может в сторону.

Петр: – А как бы вы назвали эту пьесу? Она какая?

Лидия: – Я уже назвала. Но я бы добавила. Она – ИЗВНЕ. Бог не случайно спрятал Бориса до времени. Там он не может писать. Его слова – это то, что материализуется. Становится зримым, реальным, настоящим. Впрочем, я не говорю пока НЕТ. И не говорю ДА. Поезжайте домой. Вы выполнили свою миссию. И свой долг перед другом. Если судьбе будет угодно, то я хотела бы поговорить с ним наедине. А сейчас…До свидания. Заберите сценарий.

Лидия подает Петру бумаги. Петр берет их, сворачивает, кладет в карман пиджака.

Петр: – Вы думаете мне пора?

Лидия: – Как вам угодно. Я бы поговорила с вами, да не знаю, о чем нам еще говорить. Вы меня как бабочку пригвоздили иголками к листу бумаги. И не дернутся. Я теперь живу совсем не так, как я уже привыкла тут жить. Зачем же это мучение опять? Зачем мне знать, что будет дальше? Через день, через неделю? Через год.

Петр: – Помилуйте, Лидия. Сценарий-то невелик, и события там все происходят в течение нескольких дней.

Лидия: – Вам не понять. Этого достаточно. Вы когда-нибудь общались со старцем. Настоящим? Сейчас таких и не осталось почти. Я понимаю, что мой пример не совсем обычен, и, может быть не совсем к месту, но… Мне довелось. Вот вы сидите у него в келье. Все стены в иконах. Лампады горят. Оконца замерзшие. Зима. Он сидит такой старенький, слабый на кровати, больной и немощный, а вы сидите напротив. Молчите. А он смотрит на Вас, и у вас дух замирает. Вы чувствуете, что он вас видит насквозь. Не описать этого словами. И вдруг говорить начинает. Так тихо, спокойно, по-доброму. Рассказывает Вам о том, что никто кроме вас и Бога и не знает, и не укоряет, а печально так, а вам от этих слов его так хорошо и так легко, и так грустно, что слезы текут сами собой из глаз, и такая жалость. И не себя даже жаль, а что так бездарно все получилось. И какой-то восторг и удивление – откуда он все знает про вас? Самое потаенное, то, что не высказать. Так и тут. Откуда он знает это? Это что-то больше, чем человеческое.

Помните, я говорила, что театр – это метод познания Мира. Да вот я не уверена теперь. Да и какого Мира? Какой из них реальный? Оба?

Петр: – Я не совсем улавливаю, о каких Мирах вы говорите.

Лидия: – Эх, Петр, Петр…А ведь я собираюсь оставить свою службу в нынешнем театре.

Петр: – Отчего же…?

Лидия: – Многое изменилось снова. Оказывается, есть люди, для которых обычная жизнь – метод познания. И даже чужая.

Петр: – Мне было очень приятно и интересно слушать Вас. Пожалуй, я пойду.