Но все же раньше мы отвоевывали территории, а сейчас выживаем на том клочке земли, что нам позволяют занимать машины. Это всегда не давало мне покоя, почему мы еще живем, если машины такие умные, то почему не истребили нас полностью, зачем оставляют эти резервации.

Посмотрев еще пару минут на новобранцев, я отбросила грустные мысли прочь, натянула колючий серый балахон и спустилась в общий зал для приема пищи. Широкий зал с высокими потолками, каменный, как и вся Башня деревянные лавки, деревянные столы, и очень плохого качества еда.

Деревянная миска с овсяной кашей, еда жесткая настолько, что нужно приложить максимум усилий, чтобы отковырять кусочек, и ломоть хлеба. Магом нельзя колдовать для удовлетворения своих потребностей и улучшения своей жизни, хотя могли бы. Только амулеты и зелья. Зачем тогда нам наши силы?

Я сняла сумку, бросила ее на стол и плюхнулась к Еве, она с удовольствием трескала жуткую кашу, крепко держала в руке деревянную чашку и хитро улыбалась.

– Эй, что там? – в чашке явно не чай и не вода, а золотистая жидкость похожая на медовый напиток.

– Тихо, – шикнула она и, ухмыльнувшись, поднесла к губам чашку и сделала глоток.

– Нельзя же, – прошептала я, хватаясь за голову.

Ева самодовольно хмыкнула.

– Я сама решаю, что хочу и когда, – она вскинула бровь, и нагло на меня уставилась.

Она никогда не нарушает жестких правил, но мелкие нарушения всё же есть, в ней столько уверенности. Я же уверенной себя чувствую только во время пакостей, вроде той, чтобы разлить воду перед учителем – вот это легко. Варить зелье и перевернуть его на пол, сорвать уроки, притворяясь спящей и громко храпящей.

Ева всегда спокойна и довольна своей жизнью, всегда решает сама, и я сама буду решать, что и когда хочу. Подскочив с места, я схватила свою сумку, бросив туда ломоть хлеба, подхватила балахон, чтобы не мешал, и бегом побежала на улицу, пока еще моя уверенность не испарилась.

– Я доем за тебя, – крикнула мне вслед Ева.

Но я ее уже не слушала, я сама творец своего счастья. Пересекая каменный пол холла, в котором толпились ученики, я слышала, как сердце колотилось от притока адреналина. Повторяла в голове: «Я решусь».

Из башни я вышла окрыленная и побрела в сторону, где тренировались воины, но с каждым шагом уверенность во мне таяла. К месту я уже подошла на еле державших меня трясущихся ногах. Успеть бы задать вопрос и не засмущаться.

Забравшись на полуразрушенный невысокий серый каменный забор, шириной не больше фута, оплетенный зеленым плющом, я стала наблюдать за солдатами, перекинув ноги через забор, устроившись поудобнее и болтая ими в воздухе в ожидании подходящего момента.

Хоть бы ко мне подошли, но что сказать, как именно попроситься к ним, стоит дождаться, когда все начнут расходиться, тогда я подойду и спрошу. Отличный план.

– Эй, у нас гости, – рассмеялись парни так громко, что вырвали меня из собственных мыслей.

Молодой тренер лет двадцати, подошел к каменному забору, на котором я сидела, свесив ноги. Лицо его было каменно-холодным. Прямые черты лица, длинный нос, темные глаза и чуть больше, чем нужно, пухлые губы, придающие ему милый вид.

– Сколько лет? – строго спросил он.

– Шестнадцать, – ответила я немного опешив.

– Барышня, – вздохнул он, давая все видом понять, что я ему сильно мешаю, и вообще последний человек, которого он хотел бы видеть, – давай мужа ты будешь искать в другом месте, ты мне весь тренировочный процесс ломаешь.

Он сразу стал мне тыкать, тон его полон пренебрежения и во мне все перевернулось, краска залила лицо, хотелось убежать подальше и спрятаться, и плакать до скончания времен. Но здравый смысл перебил эмоции, я уже здесь, уже посмешищу больше все равно не стать. Глубоко вздохнув и откинув через плечо белоснежный локон волос, я решилась сказать, но голос, которым я должна была говорить –уверенный, смелый, звучавший в моей голове, и тот, которым я стала произносить слова, сильно отличался от первоначального плана.