– Pozten naiz zu ezagutzeaz, Мьироныч, – радушно поздоровался с ним баск, включая электрический чайник. Он уже привык, что без чая, как, впрочем, и без водки, здесь, в Сибири, делается очень мало дел.

– Да, точно. Я тебя тоже рад видеть. Здорово, Филек. Вот, держи, – участковый сунул рыбное полено удивленному Филиппу Айноа, сам подул на пальцы и принялся расстегивать полушубок. – Приготовишь у себя по-холостяцки.

Пока баск задумчиво разглядывал каменно-твердого карпа, Комаров присел на диван и устало потянулся.

– Чем сегодня занят? – спросил он медленно, тщательно выговаривая слова, чтобы иностранец сумел его понять. Потом подумал и добавил:

– Вот ар ю дуинг… – помолчал задумчиво, – тудэй?

В свободное время Комаров учил английский и очень гордился своими успехами, пытаясь общаться на этом языке с каждым, кто попадался под руку, не исключая правонарушителей. Но прежде чем начальник отделения Интерпола успел ответить, участковый махнул рукой.

– А-а, да какая разница? – сказал он с тоской. – Все равно здесь ни хрена не происходит. Вот ты понимаешь – ни-хре-на! Сегодня с утра у Федотова с Луговой, 13 «жигуль» угнали. Ну, я обрадовался – наконец-то дело! И что ты думаешь? Угнали в соседний двор, я по следам прошелся, а там Серега Маврин прямо в машине дрыхнет… Только ведь выпустили из колонии, а он нажрался, баклан, и сразу за старое. Вот лишенец… Хоть бы допер своей черепушкой, что надо как-то следы замести.

Из всего рассказа Алькальде понял очень немного, но старательно переспросил:

– И что было дальше?

– Дальше-то? – Комаров сунул было в рот папиросу, но посмотрел на поморщившегося баска и положил ее обратно в пачку. – Да что дальше… Полетел Серега сизым голубем куда следует. Дальше разберутся. Но это разве дело? В нашем-то микрорайоне и вовсе ничего не происходит.

Он встал, налил в чашку кипятка из электрического чайника, сунул туда сразу два пакетика дешевого черного чая. Сыпанул несколько кусков сахара и зазвенел ложкой.

– Кошка только достала всех. Кэт, мать ее. Нет, даже так… Пуссикэт, во! Замучила, стерва.

– Пуссикэт? – Филипп Айноа мгновенно насторожился. Комаров с удивлением поглядел на него. – Что Пуссикэт?

– Что? Достала, говорю. Всех! Ну, в смысле – замучила, бешеная. Нападает на всех, мне чуть лицо не распорола. Черная такая. Блэк Пуссикэт, короче, понимаешь? У тетки Маши живет вроде как. Жили у бабуси две веселых пусси, блин. Вот тварь неуловимая! Никто поймать не может.

Алькальде лихорадочно соображал. «Пуссикэт? Блэк Пуссикэт? Черная Кошечка? Живет у Марии Долорес Бласки Принсипии? Быть не может! Та самая Черная Кошка, которую уже пять лет безуспешно ищут испанский и колумбийский филиалы Интерпола? Здесь? Думай, Филипп, соображай! Нападает на всех… неуловимая… живет у Марии Долорес… Да, это точно она!»

– Весьма опасна? – спросил он у Комарова, подобрав нужные слова. Участковый зло дернул щекой.

– Во, украшение у меня, видишь? – он ткнул пальцем себе в крупный раздвоенный подбородок. Тонкий, но все-таки заметный лиловый шрам пересекал челюсть наискосок. – Как саблей полоснула! А всего-то коготком… Не кошка, а мутант какой-то, убийца прямо. И сразу испарилась, а больше в руки не давалась. Только тетка Маша с ней и может справиться.

– Да! – забегал по кабинету Филипп Айноа. – Да!

– Ты чего, Филек? – Комаров смотрел недоуменно. – Заболел, нет?

– Порядок, – улыбнулся начальник отделения Интерпола. – Я вспомнил. Вот. Важное дело. Да. Хорошее дело!

– А, ну если хорошее… – полицейский не договорил, и его брови поднялись домиком, когда он увидел, как иностранец лезет в стол и достает литровую бутылку «Столичной». – Ого! Праздник нынче?