Как вошли в лес, Дин усадил меня под дерево. Снял с себя рваную рубаху и накрыл мне плечи.

– Посидите, я воду найду, – шмыгая носом буркнул мальчишка и убежал. Убежал с моим мешком. Да на кой черт ему платье мое. Да и все равно уже, лишь бы водички – во рту была пустыня –  горло слипалось от каждой попытки сглотнуть.

Нашла под рукой листья и сорвав все, до чего дотянулась зажевала их, пытаясь получить хоть каплю сока. Они горчили, но во рту стало приятнее и губы стали чуть влажными. Сквозь сон я слышала, как Дин издалека кричит мне:

– Не пугайтесь, это я иду!

А потом он заливал мне в рот воду, я жадно пила, но не могла разлепить глаза. Интересно, в чем он ее принес?

Проснулась от того, что было холодно. Солнце уже село. Рядом со мной, свернувшись клубочком, спал Дин. Он был без рубашки – она укрывала мои плечи. Лежал он на куче лапника и, видимо, пытался накрыться прямо им. Он был такой тощий, что позвонки были видны отчетливо даже в темноте. Он младше меня на год, а выглядит как двенадцатилетний. Я развязала сумку, которую он даже под голову побоялся подложить – она лежала у меня на коленях.

Достала свое нарядное бальное платье, в котором сегодня я должна была блистать при дворе, а не валяться в лесу, легла рядом с ним и укрыла нам плечи двумя слоями юбки. Заснула я сразу, как только согрелись плечи.

– Мисс, мисс, пора вставать, пора идти, а то до Харма еще шагать и шагать. До темна надо перейти лес, чтобы на той стороне уже ночевать, – Дин тряс меня за плечо, а я с трудом вспомнила вчерашнее.

– О! Я думала проснусь дома, подожди, дай в кусты схожу. Попить у нас есть? – я с трудом встала. Солнце только начало подниматься и было сыро.

– Дык, я вам воду вот в корочке принес, три раза бегал – у нас ни кружки, ни ножа нет. Кору вот свернул, да пока бежал, половина протекала.

– Идем к ручью, раз так, – в лесок проще свернуть по дороге. свернула платье и положила в свою суму, которая, похоже, грозила мне и во второй жизни – от судьбы не уйдешь.

Ручей был недалеко. Мы попили, умылись. И шли сквозь лес. Очень светлый лес – в таких, обычно, белые грибы растут, а их можно есть сырыми. Есть хотелось сильно, но говорить об этом с пацаном, которого морили голодом у меня язык не поворачивался.

– Дин, а это еще не долина Харма? Что такое Харм?

– Харм, это деревня большая. Там горы, и между ними долины огроооомные, одну такую можно идти два дня.

– Там много людей? Что они там делают, есть там король?

– Много, только с трудом могут найти еды, вот и выживают все вместе. Землю пашут, хлеб растят, только мало все время. Нет там никакого короля – все одинаковые.

– А ты откуда знаешь, у тебя ведь псирты были.

– Да ходил я туда, когда мать умерла, думал, отца найду. Вышел из города, псирты закопал в лесу и пошел. Так и вернулся, только три дня пришлось в лесу просидеть – солдаты часто там ходят.

– А поближе к Валенторну нельзя остаться?

– Не, мисс, тут бандитов шайки. Они тут вокруг города кучкуются – городские и деревенские из Валенторна плохо жить стали – мало еды, и начали в леса ходить за птицей да грибами. Так они у них псирты воруют, чтоб в город вернуться, а у кого нет – просто человека забирают, мол, письмо от тебя напишем, пусть денег несут.

– Ничего себе, какой произвол.

– Вот-вот, надо скорее уходить от сюда. В двух днях дороги уже безопасно, а пока надо идти быстро, – парень, видимо не преувеличивал, шел резво, и меня подтаскивал, когда сбавляла темп в поисках грибов или ягод.

Мы дошли до конца леса, когда уже стемнело. Ни одной поганки – не сезон тут что ли? Выбрали высокое место и пошли ломать лапник. Если будет дождь, нам придется промокнуть, но строить нечем, даже ножа нет. Ломали руками и тащили в кучу, легли и накрылись платьем. Желудок, о котором здесь нельзя упоминать, предательски урчал. Интересно, а когда у них урчит от голода, как они это называют? Или в Валенторне не урчит?