В газете с того момента, кроме гороскопов, кулинарных рецептов и огородных советов стали активно появляться сплетни, количество подписчиков утроилось, а Эмму Джонсон не оставляла идея добраться до Шевалье со всеми его тайнами.

Скандал, в котором был замешан тогда никому не известный Илиас Шевалье, разразился года два назад. Одна из жён эмира Дубая сбежала с неизвестным мужчиной, прихватив сорок миллионов долларов. Глубоко оскорблённый эмир потребовал её немедленного возвращения, но та отказалась подчиниться воле мужа.

Все газеты облетела фотография, где принцессу (Латифа была не только женой эмира, но и дочерью короля Иордании) засняли с мужчиной в белоснежном костюме. Фото было сделано на борту яхты. И все издания наперебой строили предположения кто этот высокий молодой красавец.

Одни утверждали, британский морской офицер, который работал у принцессы телохранителем. Она дарила ему дорогие подарки и слишком зачастила в Лондон, чем вызвала подозрения эмира (в лондонском особняке, по слухам, он их в итоге и застал).

Другие выяснили, что на фото владелец яхты «Дольше жизни».

Так, имя Илиаса Шевалье ворвалось на страницы прессы.

Его называли самым загадочным миллионером и самым завидным холостяком, что попал в списки Форбс, зарегистрировав яхту стоимостью в полмиллиарда долларов. Но известно о нём было лишь очевидное: он высок, хорош собой, дьявольски привлекателен и сказочно богат.

Как он разбогател, откуда появился, почему так странно назвал свою яхту, кто он, в конце концов, этот таинственный месье Шевалье, так выяснить и не удалось.

Ответы на эти вопросы и должна была узнать Мэри Ли, отправляясь в трёхдневный круиз на «Дольше жизни». Ответы на эти вопросы и жаждала услышать главный редактор.

Но правильный вопрос не в том, много ли Мэри узнала, а в том, хотела ли делиться с Эммой.

— Ну ты с ним, я надеюсь, поговорила? — допытывалась та.

— Да, — ответила Мэри и усмехнулась.

Вернее: «О, да! Она с ним не только поговорила». Но разговоры тоже были.

Например, о яхтах.

— Ты знаешь, сколько стоит полностью заправить яхту такого класса, как у него? — спросила она у Эммы. — Около миллиона долларов. И это только топливо. А содержание…

— Всё это безусловно, интересно, — перебила её главный редактор, — но что насчёт самого месье Шевалье?

— Его интернациональная команда называет владельца яхты по-разному: кто месье, кто мистер, кто господин.

— Всё тот же хрен, только в левой руке. Я не для того договаривалась с чёртовой злобной лохудрой Трэйси, чтобы она взяла тебя в грёбаный круиз. Ты не представляешь, чего мне это стоило, поэтому если ты мне и дальше будешь рассказывать, что у него две руки, две ноги, и голова, в которую он ест, сильно рискуешь, Мария.

И Мэри действительно сильно рисковала.

Эмма хоть и работала сейчас в заштатной газетёнке, но лишь потому, что это была газета её отца. Жёсткая, зубастая, кровожадная, Эмма Джонсон тридцать лет проработала в ведущем издании Нью-Йорка, знала все ходы-выходы, и подведи её Мэри, та камня на камне не оставит от её жизни, не только от карьеры.

Но… кажется, Мэри хотела рискнуть.

Эта статья — её шанс. Шанс не прославить средней руки газетёнку, а прозвучать.

Кажется, она нащупала золотую жилу — нечто такое, за что ей заплатят и в Дэйли Ньюс, и в Нью-Йорк Таймс. А если постарается, ещё и книгу напишет, и тогда уж точно пошлёт Эмму Джонсон в самую глубокую задницу, такую же глубокую, как та, где сейчас находится её газетёнка, для которой Мэри за копейки кропает скабрёзные статейки и обзоры подкормок для роз.

— У него на животе огромный шрам, буквой «Г» — сказала она. — Собственно, он весь в шрамах, но этот кажется свежее остальных.